Malakhoverse

«Мы стоим на пороге новой эры предпринимательства, которая отличается как отказом от модели, основанной на эксплуатации (природы и человека) в пользу модели, в центре которой — принцип взаимности, так и стремлением придать смысл предпринимательской деятельности, которая не должна сводиться к представлению о себе как о простой "машине для зарабатывания денег". В самом деле, среди просвещенных предпринимателей всё более распространяется мнение, что прибыль не может быть единственной целью бизнеса, и, прежде всего, что не должно существовать противоречия между прибылью и гражданской ответственностью».

Стефано Замани — ведущий итальянский экономист, профессор Болонского университета, бывший президент Папской академии общественных наук. Профессора Замани, наряду с Луиджино Бруни, можно назвать основным архитектором школы гражданской экономики, которую я нахожу одним из наиболее значимых и многообещающих проектов экономики будущего — как в её теоретическом измерении, так и в практических приложениях.

Stefano Zamagni. Responsabili: come civilizzare il mercato. Il Mulino, 2019.

«Самоотверженно посвятить себя достойной деятельности может быть делом святым, более святым, чем проводить жизнь безучастно в одиночестве. Ведь святость, достигаемая через отшельничество, приносит пользу лишь самому отшельнику... но святость деятельной жизни возвышает существование многих».

Колуччо Салутати (1331-1406)

Одна из главных ловушек, в которой я находился долгое время, была связана с верой в метод, точность, детализацию. Мне казалось, что более подробное рассмотрение проблемы и больший объём доказательств могут если не гарантировать ответ, то свидетельствовать о том, что решение становится ближе. Но имеет ли значение, сколько мегапикселей у моей камеры, если объектив остаётся закрытым?

В такой ловушке легко оказаться при наличии определенных личностных черт, но, конечно же, некоторые интеллектуальные ландшафты и субкультуры — и гуманитарная академическая культура в особенности — почти неизбежно заводят в неё. Общеизвестным и нарицательным примером того, как целая эпоха угодила в подобную ловушку стала схоластика, хотя ради справедливости стоит сказать, что её стереотипный образ более верен для поздних этапов, а не для «золотого века» схоластических исследований. Схоластика на собственном примере продемонстрировала, что можно гениальнейшим образом до бесконечности подменять разговор о (и встречу с) реальности обсуждением того, как нам следует обсуждать условия обсуждения.

Похожее произошло с аналитической философией — основной формой академической философии в англоязычном мире, весьма популярной и далеко за его пределами. Хотя она возникла из почтенной попытки освободиться от других ловушек, свойственных европейской философии начала двадцатого века, но свелась к (опять же, часто гениальнейшему в своем исполнении) рациональному неврозу, а высшей добродетелью стала считаться способность изложить даже самую простую мысль на уровне детализации «вариант подпункта шесть третьего шага аргумента о [неважно чём]». Интеллектуалы, которые обычно считаются противоположностями аналитиков, вроде постструктуралистов, так же легко оказываются в этой ловушке, через бесконечные герменевтические практики и наслоение всё более усложняющихся дискурсивных уровней.

Это своего рода гуманитарный аналог proof-of-work, где объём и сложность, – и количество усилий, требующиеся от автора и читателя — выступают доказательством свершившегося интеллектуального достижения для обоих. В более широком контексте, эта ловушка проявляется в одержимости данными, апелляциям к мета-анализам (простите меня все, к кому я так навязчиво приставал с мета-анализами году в 2012), избеганием неопределенности и потребностью в том, что Хартмут Роза назвал «контролируемостью мира».

Но всё может быть иначе: сердечность и искренность, контакт с реальностью в каждом мгновении, вполне совместимы с серьёзной интеллектуальной работой и эмпирической заземленностью. Поиск своего уникального пути к этой целостности обычно занимает — и занял у меня — много времени, но, наверное, так и должно быть, когда мы сталкиваемся с необходимостью в своего рода внутренней алхимии. Некоторые процессы не нужно ускорять, и это тоже то, что становится столь очевидным, когда покидаешь ловушку рационального ума.

«Любовь — это процесс жизни в присутствии того сияния, которое мы называем личностью, а не попытка обладать тем, что сияет… Любовь — это переживание другого в уникальности того, кем она является, кем становится, а не того, кем я хочу, чтобы она была… любовь — это открытость бесконечности, направленной в конечном итоге к святости, которая проживается без покровительственного отношения "попытки сделать возлюбленного лучше" или изменить другого человека…

Утверждение “стань тем, кто ты есть”, в котором это чувство бытия динамично, не аналогично утверждению “ты должен быть таким-то и таким-то”. Поэтому любить кого-то таким, какой он есть, не то же самое, что сказать “я люблю тебя за ценность, которую я вижу в тебе”, ведь это лишило бы любовь присущего ей движения: а именно, движения, в котором каждая вещь, каждая личность, являющаяся вместилищем ценности, восприимчива к высшей или глубинной ценности, свойственной её природе и полноте…

Любовь дана без временных ограничений… Это потому, что любовь в самой своей направленности движется к бесконечности (к вечности, всевременно, можно сказать, безусловно). Если любовь уходит в бесконечность, выходя за пределы смерти, то это потому, что любовь идет к ядру духовного существа…»

– Anthony J. Steinbock. Moral Emotions: Reclaiming the Evidence of the Heart. Northwestern University Press, 2014.

Очень альтернативное PhD: интегральные ноэтические науки

В Калифорнийском институте наук о человеке (California Institute for Human Science) уже пару лет действуют программы магистратуры и PhD-аспирантуры по тому, что смело названо интегральными ноэтическими науками. Руководит программами Шон Эсбьорн-Харгенс, ведущий ученик Кена Уилбера, сделавший больше, чем кто-либо для распространение интегрального подхода в академии, а позже – после некоторых личных и выходящих за рамки мыслимого опытов – сфокусировавшийся на довольно экстраординарных темах. На программах преподают и другие светлые головы, включая Николаса Хедлунда, очень талантливого исследователя, также со временем избравшего нестандартные треки.

Обучаться можно и в Калифорнии, и онлайн, институт вполне аккредитован, а содержание программ действительно впечатляет – от ожидаемых тем, вроде метатеории и взрослого развития до углубленных курсов по тонким энергиям, сиддхи, феминистским космологиям, созерцательным наукам, недвойственности и опыту контактов с нечеловеческими сущностями. Короче, во все тяжкие.

В качестве примеров индивидуальных специализаций, на которых могут фокусироваться участники программ, называются:

* Прикладные интегративные метатеории
* Созерцательная науки
* Эзотерические науки
* Исследования тонких энергий
* Интегральная экология
* Психоделические исследования
* Энергетическое целительство
* Папапсихология
* Трансперсональные и ноэтические опыты

Есть также четыре общих специализации – исследования аномальных опытов; психоделики, сознание и трансформация; неопознанные аномальные феномены и сознание; и wisdom design. В частности, специализация НАФ (тематика, которую активно продвигает Эсбьорн-Харгенс в последние годы) описывается следующим образом:

«Специализации готовит аспирантов к тому, чтобы стать идейными лидерами и исследователями в области понимания важности сознания для осмысления неопознанных аномальных феноменов, также широко известных как НЛО. Равный акцент делается на персональных психологических, аномальных и ноэтических переживаниях, связанных с НАФ, с точки зрения первого лица; на культурных, социальных и философских аспектах с точки зрения второго лица; и на научных, экономических и политических аспектах с точки зрения третьего лица».

Мало у кого получается придавать подобным направлениям институциональное оформление и академическую легитимность, так что кейс интересный безотносительно того, как к нему относиться.

Более подробная информация на сайте института https://cihs.edu/degrees-and-programs/phd-in-integral-noetic-sciences/.

Бхаскар о недвойственности и соприсутствии

«Как бы то ни было, это подводит нас к третьему и самому глубинному уровню идентичности — соприсутствию, где нечто иное заключено (enfolded) или подразумевается внутри существа. И утверждение философии метареальности заключается в том, что все другие существа заключены во мне, или, по крайней мере, алетическая истина всех других существ, и, соответственно, я тоже заключен во всех других существах. Таким образом, различия между существами сохраняются: вы отличаетесь от меня — вы отличаетесь от меня в пространственно-временном, кармическом и конститутивном аспектах, — но, тем не менее, вы заключены во мне.

Тот факт, что все существа заключены во мне, позволяет мне в принципе обнаружить алетическую истину этих существ, такую как молекулярная структура кристалла, природа гравитации или каково это — быть драконом; и в гораздо более привычном смысле это объясняет, как легко идентифицировать себя с вами как с другим человеком. Между этими крайностями, возможно, находятся случаи, когда мы считаем возможным, но трудным идентифицировать себя, скажем, со скалой или камнем, или с произведением искусства, которое мы не до конца понимаем, или с тем, что говорит нам человек, говорящий на незнакомом нам языке.

Соприсутствие важно не только потому, что оно является окончательным онтологическим основанием наших возможностей трансцендентальной идентификации и законов взаимности, включая карму, но и потому, что оно объясняет, почему, даже помимо объективных ограничений, которые мы уже определили, мы субъективно чувствуем и переживаем приверженность проекту универсальной самореализации, то есть свершения и процветания всех существ во Вселенной. Потому что они также являются частью моей позитивной неполноты».

Из книги Роя Бхаскара (1944-2014) «Философия метареальности: творчество, любовь и свобода» (The Philosophy of MetaReality - Creativity, Love, and Freedom).

Бхаскар – это уникальный случай, когда академический философ и социальный теоретик первой величины делает в своём творчестве радикальный поворот к недвойственности. Систематическим изложением этого поворота стала философии метареальности – третий этап развития мысли Бхаскара, которому предшествовали периоды критического реализма и диалектического реализма. В 2010-х шел очень активный диалог между интегральными теоретиками и последователями Бхаскара, результатом которого стало создание нескольких интересных разработок (интегральный критический реализм, etc) и появление ряда важных работ, как по метатеории, так и по её приложениям к решению глобальных проблем.

Бозон Хиггса в коллайдере живёт практически нисколько – десять в минус двадцать второй секунды, число, честно говоря, не особо помогающее мне представить о какой продолжительности времени идёт речь. Но этот самый бозон Хиггса, или точнее поле Хиггса, производной которого он является, играет, как минимум в Mundus Imaginalis физиков, решающую роль в формировании материального мира.

Примерно так обстоит дело и с человеком. Изменчивость, хрупкость, мимолетность – а в размерностях этого самого материального мира, наши жизни здесь исчезающе мимолетны – человеческой личности не указывают на ее, а значит и нашу, незначительность и случайность. Скорее мы и есть то, ради чего существует вся Вселенная – этот огромный коллайдер, необходимый, чтобы на космические мгновения где-то смогло проявиться мерцание самой реальности. Когда персоналисты говорят, что личность – суть парадигма бытия, это не только поэтический образ, но аналитически точная и наиболее правдоподобная онтология. Реальность имеет глубоко личностную природу, но её самораскрытие, самооткровение начинается с нами и в нас.

Какой бы не была тайна этого мира, и она сама и ответ на неё скрыты в человеке. Мы только начинаем узнавать себя и, если не разрушим планету и не предпочтем маниакальное забвение открытости дару бытия, то сможем стать свидетелями, участниками и рассказчиками множества неожиданных историй, – тех, которые будучи прожитыми оказываются «всегда-уже-было-здесь» истинными и родными. И главная практика в этом путешествии – это развивать в себе способность видеть в каждом человеке, вне зависимости от его качеств, заслуг, слабостей и пороков, сердце самой реальности, бесконечно драгоценное, святое и уникальное, и относится к ним (человеку и реальности) со всей любовью и благоговением.

Успехи созерцательных наук

В серии «Research Topic on Frontiers in Psychology» собрали специальную коллекцию, посвященную новым теоретическим и экспериментальным исследованиям созерцательных опытов и практик – «Advances in Contemplative Science». Редакторы, трое ребят из университетов Сарагосы, Оксфорда и Пеньялолены (Чили), так пишут о своей подборке:

«Дэвидсон и Бегли ввели термин “созерцательная нейронаука”, который описывает новую область, возникающую на стыке исследований медитации и нейробиологии. Она включает в себя любые виды медитации, йогу, повторение мантр, интенсивное дыхание и целительные движения. Эта новая наука воплощает мечту дальновидных пионеров психиатрии и психологии, таких как Карл Густав Юнг и Кен Уилбер, и связана с некоторыми аспектами трансперсональной психологии. Несколько университетов по всему миру разработали курсы или открыли департаменты созерцательных наук или смежных дисциплин. В качестве примеров можно привести Брауновский университет (Провиденс, Род-Айленд), Университет Сан-Диего (Сан-Диего, Калифорния), Университет Наропы (Боулдер, Колорадо) и Университет Мэри Вашингтон (Фредериксберг, Вирджиния) в США, а также Университет Оттавы в Канаде.

В знак признания важности этой темы мы подготовили специальный тематический раздел во “Frontiers in Psychology”. Он включает в себя девять статей: семь клинических или экспериментальных и две теоретические, рассматривающие различные аспекты медитации…»

Все статьи размещены в свободном доступе https://www.frontiersin.org/journals/psychology/articles/10.3389/fpsyg.2025.1545836/full

«Эмерджентность — это моя способность видеть по-новому».

Хейнц фон Фёрстер (1911-2002):

«Моя позиция такова: эмерджентность — это когнитивный процесс, обусловленный культурой. Я живу в определенной культуре, в которой я вижу, что одни явления "возникают", а другие — нет. Мы находим эмерджентность там, где появляется нечто новое, где один, несколько или множество людей, или мы сами внезапно видим что-то по-другому. В тот момент, когда я вижу что-то иначе, возникает нечто новое. Вы можете назвать это "эмерджентностью", и вас в целом поймут. Однако можно также задействовать концепцию самоорганизации: эта самоорганизующаяся система перешла в новое состояние с новыми значениями, которыми ранее не обладала. И вместе с этим появились новые озарения, которые можно наблюдать, что-то "возникло". Но не там — нет, здесь, внутри меня, что-то перестроилось, и я воспринимаю это как новое понимание. Эмерджентность — это моя способность видеть по-новому».

Heinz von Foerster. The Beginning of Heaven and Earth Has No Name: Seven Days with Second-Order Cybernetics [=Der Anfang von Himmel und Erde hat keinen Namen. Eine Selbsterschaff ung in 7 Tagen]. Fordham University Press, 2014.

Технологический метамодернизм

Лучший интеллектуальный продукт, появившийся в прошлом году в сфере технологического sense-making'а — это четырёхнедельный курс Стивена Рида «Technological Metamodernism». Настоящий андеграундный посткиберпанк.

Я сильно удивился, когда открыл его для себя пару месяцев назад, поскольку в то время как раз делал наброски своих занятий по схожей теме и общий подход, как и выборка рассматриваемых проектов / персоналий / мемэкосистем получались у меня очень похожие. И для меня это вау-радостный опыт, когда случается открывать ребят настолько комплементарных по интересам и вайбу.

Основное содержание курса:
* Первая неделя: введение в метамодернизм
* Вторая неделя: метамодернистский взгляд на технологии
* Третья неделя: технологический метамодернизм, миф и магия
* Четвертая неделя: метамодерн и будущее технологий

Всё это опирается на околинтегральные фреймы (метамодернисты, Ханзи Фрайнахт, Зак Стейн, Марк Гафни и т.д.), охватывает почти всё, что обсуждалось в tpot в последний год — аккселерационизм, думеризм, децентрализацию, измененные состояния техники и сознания, регенеративные культуры, техношаманизм, wise инновации и многое другое. Плюс Рид приглашал много замечательных людей — исследователей и активистов, которым есть что сказать по существу за пределами стандартного набора нарративов.

И как настоящий посткиберпанковый околоинтегральный метамодернистский продукт, курс полностью доступен в открытом доступе:

* объявление о релизе курса stephenreid.substack.com/p/technological-metamodernism-course

* силлабус в Google Docs на 191 страницу — совершенно уникальная кладезь самых актуальных знаний https://docs.google.com/document/d/1a3xYCTvdNcmEgtjeSavCuAehrVmDN_RhJTqoRZ-ZzlM/edit?tab=t.0

* записи четырех двухчасовых вебинаров Рида с участием приглашенных экспертов https://www.youtube.com/watch?v=ahZmxVPSRmI&list=PLMAEqstRcvnugg6elPXy7dQCxNr6y0pB2&index=2

* основное содержание в Makrdown (идеально для ИИ и Obsidian, о да!) https://drive.google.com/file/d/1Hpq7azxHDDHik5ejUNQc-YBXvIttGoRf/view?usp=sharing

Я в последние дни перегнул с метафизикой. Нет, так не пойдёт. Уж слишком легко мне снова скатиться в академизм, чтение многотомных сочинений и безумно интересные, но как мне теперь представляется в основном бессмысленные интеллектуальные упражнения.

Я бы сказал, что моя главная задача на ближайший отрезок жизни – перейти от довольно созерцательного лайфстайла, наполненного чтением и поисками, к созданию и, желательно, созданию не (только) текстов. Время строить, да.

Это ощущается не как кризис или утрата веры, скорее даже наоборот – те ответы, которые хотелось найти, получены, всё то, что важно было прочитать, прочитано – и каждое дополнительное усилие в этом направлении оказывается имеющим сильно убывающую отдачу или откровенно избыточным. Я знаю, что я не один, кто чувствует себя в такой ситуации. И я верю, что мы оказались в уникально подходящей временной точке, чтобы трансмутировать мышление во что-то осязаемое, запускающее широкие круги в окружающем мире и приносящее пользу людям.

Буду иногда рассказывать о людях, которых читаю на ежедневной основе. Начну: Джули Фредриксон (Julie Fredrickson). Она — VC из Chaotic Capital, живущая в Монтане. И она ведёт общедоступный дневник:

https://jfredrickson.com/2025/

С одной стороны, я просто люблю такой олдскульный — но, верю, снова становящийся актуальным — формат stand-alone личных сайтов и думаю, что миру нужно больше таких вещей. С другой стороны, я восхищаюсь последовательностью Джули. Она пишет каждый день без исключений уже 1480 дней. И это несмотря на управление венчурным фондом, огромное количество рабочих встреч и поездок, и серьёзное хроническое заболевание, требующее постоянного контроля лайфстайла и регулярных медицинских интервенций.

Иногда это всего несколько абзацев, иногда довольно обширные размышления или экскурсы в важные для неё вопросы. Часто личные заметки о болезни, переездах и перипетиях жизни. Временами серьёзные тексты о политике и венчуре. Никакого кликбейта, никакого пиара, личный дневник, ведущийся с максимальным уровнем commitment'на.

Рекомендую.

Гностицизм, раннее христианство, поздняя традиция и неуловимость оригинального учения

Можно не во всём соглашаться с Хартом, но всё же вызывает уважение, что крупнейший православный мыслитель своего поколения, готов критически рассматривать собственную традицию и идти туда, куда ведут его аргументы. Ещё фрагмент из его книги «Традиция и апокалипсис: очерк о будущем христианской веры»:

«Многое из того, что христиане сегодня, после двух тысячелетий христианской мысли, сочли бы более или менее ортодоксальным, включает в себя огромное количество элементов, которые не просто отличаются от того, во что верил, скажем, Павел, но и во многих отношениях несовместимы с его взглядами. Речь идёт, опять же, об определённых толкованиях природы и благодати, естественного и сверхъестественного, плоти и духа, ангельского и демонического, искупления и оправдания и так далее. И наоборот, почти вся космология и сотериология, которые Павел считал необходимыми для понимания свершений Христа, — включая весьма специфическую теологию враждебных небесных сил, устройство космоса и его связь с Божьим эмпиреем, различие между душевной и духовной жизнью и множество других верований, — всё это почти полностью отсутствует или же было грубо искажено в большей части наиболее авторитетного богословского языка позднейших веков. Все серьёзные исторические и библейские исследования по этим вопросам не оставляют в этом никаких сомнений.

Честно говоря, предположение о том, что, к примеру, понимание спасения [гностиком] Валентином было дальше от учения Павла, по форме ли или по существу, чем трагически ошибочная теология заместительного искупления Кальвина, было бы крайне сомнительным с исторической точки зрения. На самом деле, это было бы просто неверно. Первое, возможно, является преувеличением и даже искажением, но второе — полной подменой; первое исходит из эпохи, когда павлово видение реальности и религиозная терминология всё ещё были культурной и интеллектуальной валютой, в то время как второе отражает позднемодернистское видение реальности и религиозную грамматику, которая не может быть более чуждой Павлу. С тем же успехом можно справедливо утверждать, что большая часть томистской традиции гораздо дальше отстоит от верований апостольского века, чем многие из учений, которые мы сейчас считаем экстравагантно-странными, в ранних "гностических" или протогностических сектах. Несомненно, по крайней мере, что кажущийся несколько инфантильным дуализм некоторых ранних гностических школ не более противен видению Павла, чем гораздо более мрачный божественный волюнтаристский монизм большей части ранней современной западной теологии, как католической, так и протестантской. И только глубокое незнание религиозного и умозрительного языка первого века позволило бы кому-то вообразить, что Фома, Лютер или Кальвин определенно придерживались веры соответствующей убеждениям Павла в большей степени, чем, скажем, Маркион Синопский.

Вполне возможно, что где-то среди огромного, ослепительного потока и мешанины соперничающих версий истинной христианской истории можно найти и точно отделить от всех симулякров, неудачных черновиков и навязчивых отголосков тот самый, истинный оригинал. Но когда отправляешься на его поиски как на объект чисто исторического или критического суждения, то попадаешь в бесконечный зеркальный зал, полный изменённых отражений, множащихся, сливающихся, разделяющихся и вновь соединяющихся до бесконечности в потоке постоянных расхождений, схождений и инверсий. Если верующие и уверены, что изначальная форма веры может быть найдена, то только потому, что они конфессионально обязаны полагать, что всё это зрелище неуправляемого многообразия — мираж, за которым всегда скрывалось нечто реальное, конкретное, неизменное и самодостаточное, нечто, что устояло бы, нетронутое, отчётливое и ясно видимое среди осколков разбитого стекла, даже если бы все зеркала были разбиты. Но исторические свидетельства не подтверждают этого. Вполне возможно, что мираж — это и есть всё, что можно увидеть».

И снова Харт в защиту синкретизма:

«Подобно тому, как христианская мысль поздней античности естественным образом опиралась на платоническую традицию не только для изложения, но и для лучшего понимания своего вероучения, нет никаких причин, почему бы и другие выдающиеся традиции не могли также обогатить христианское самосознание. Я убежден, по крайней мере, в том, что определенные аспекты великого христианского повествования о единении божественного и человеческого во Христе – как необходимые логические предпосылки, так и необходимые логические выводы – редко получали полное выражение в рамках традиции, за исключением редких случаев, часто на ее периферии, и преимущественно в мистическом ключе. И я не менее убежден, что, скажем, мысль Ади Шанкары могла бы пролить новый свет, например, на мысль Максима [Исповедника], а та, в свою очередь, – на традицию в целом. Я бы даже утверждал, что вся рациональность христианской традиции – творение из ничего (creatio ex nihilo), боговоплощение, обожение человека, животворящий Дух Божий, вдохнутый в человечество, и так далее – подразумевает и требует своего рода метафизического монизма, который лишь спорадически проявлялся в рамках традиции, но который некоторые школы веданты (не говоря уже о некоторых школах суфизма) исследовали с непревзойденной глубиной. Однако, спешу добавить, было бы неверно рассматривать этот процесс исключительно как присвоение чужеродных источников для целей, которые были бы им чужды».

David Bentley Hart. Tradition and Apocalypse: An Essay on the Future of Christian Belief. Baker Academic, 2022.

Во-первых, приветствую всех недавно присоединившихся. Во-вторых, сразу скажу, что это канал не о теологии – и, на самом деле, академическая теологическая проблематика это то, от чего я пытаюсь отойти в своей жизни в пользу других экзистенциальных центров. Для тех, кто тут давно и точно не за теологией, всё хорошо, я скоро вернусь к ИИ, климату и более насущным вопросам. Можно даже выбрать предпочтительные темы в опросе выше ↑↑↑.

Пневматология Ци

Кажется, что взаимообогащение христианского учения о Святом Духе и учения о Ци, как оно разрабатывалось в даосизме и (нео)конфуцианстве, – это брак, заключенный на небесах или, по крайней мере, одна из самых интересных исследовательских программ в современной теологии. Вот хороший фрагмент из книги Грейс Джи-Сун Ким «Святой Дух, Ци и Другой: модель глобальной и межкультурной пневматологии»:

«Дух-Ци — это энергия, которая находится внутри фундаментальных строительных блоков всего живого. По сути, это то, что даёт жизнь; важно, чтобы люди осознали это, чтобы они могли ощутить Дух-Ци внутри себя. По мере того как всё больше людей будут осознавать общность Духа как Ци внутри себя, это возродит их надежду на человечество. Дух-Ци обогатит и взрастит более верное христианское понимание Святого Духа и будет способствовать достижению целостности и взаимосвязанности всего сущего. Ци может помочь нам более эффективно открыться Другому, поскольку роль Святого Духа заключается именно в примирении Других, в солидарности с Другими…

Дух-Ци — это, по сути, то, что поддерживает жизнь в человечестве. Это животворящая сила внутри нас, которая одновременно поддерживает и сохраняет нас в гармонии с природой и миром. Дух-Ци объемлет жизнь и делает её полной. Дух-Ци имеет решающее значение для теологического дискурса, поскольку подчеркивает то, что находится внутри каждого из нас, чья сила может изменить этот мир. Именно эта важная реальность обновит нас и приблизит к Божественному...

Пневматология Духа-Ци не просто избегает различий между духом и материей, но и выстраивает единство между ними. Это движение, направленное на то, чтобы реабилитировать тело как благо, показать, что дух и тело едины, и что целостное спасение требует их совместной работы для придания смысла и целостности человечеству».

* Grace Ji-Sun Kim. The Holy Spirit, Chi, and the Other: A Model of Global and Intercultural Pneumatology. Palgrave Macmillan, 2011.

Религия, трансформация и взросление.

Из замечательной книги очень толкового норвежского теолога Яна-Олава Хенриксена «Представление и предельное: христианская религия как незавершенное дело»:

«Поскольку Бог не является частью эмпирического мира, но, скорее, его истоком и конечным условием, Он доступен лишь в представлениях. Эта особенность означает, что любая попытка овеществить Бога равносильна идолопоклонству, и что любое представление о Боге, не признаваемое таковым, может сбить человека с пути, когда речь идет о понимании того, что наиболее важно в человеческой жизни. Даже тот факт, что Библия, как одно из основных представлений о Боге в христианской традиции, постоянно нуждается в интерпретации в новых контекстах и в связи с новыми переживаниями и историческими условиями, может служить свидетельством этого. Отношение к Богу через такие представления всегда представляет собой нечто незавершенное, нечто такое, что еще предстоит сделать, некое неоконченное дело.

Религию или религии, соответственно, следует понимать как процессы и практики, а не как нечто застывшее, представляющее собой неизменные доктрины, ритуалы или конкретный опыт, которые можно раз и навсегда определить, утвердить и ритуализировать. Такое понимание, в свою очередь, также предполагает, что людям необходимо принимать во внимание этот незавершенный характер жизни — и религии как части жизни, когда они определяют свой путь. Религия — это возможность сориентироваться в отношении важных целей трансформации, а не возможность положить конец развитию, росту и взрослению».

Jan-Olav Henriksen. Representation and Ultimacy: Christian Religion as Unfinished Business. Verlag, 2020.

Нетривиальная книга выходит через пару недель в издательстве Гарвардского университета – «Сновидя реальность: как нейронаука и мистицизм раскрывают секреты сознания». Авторы тоже огого, Стивен Джей Линн возглавлял Лабораторию сознания, познания и психопатологии в Бингемтоне и основал один из главных научных журналов в области (Psychology of Consciousness), Владимир Мишкович занимался интегративными нейронауками и был исследователем в Moonshot Factory, самом элитном подразделении Google, а теперь – как указывает издатель – «изучает монашескую жизнь в созерцательном сообществе New Skete Monastery» [это такой экспериментальный православный монастырь в штате Нью-Йорк]. Книга уже получила позитивные отзывы от мэтров, включая Дэниела Сигеля, Марка Виттманна, Дональда Хоффмана и Мартина Лэрда.

Из аннотации издателя:

«”Сновидя реальность” предлагает обширный синтез знаний о мозге и сознании, старых и новых, который бросает вызов многим устоявшимся представлениям о том, как мы воспринимаем окружающий мир и самих себя. Вместо того чтобы отдавать предпочтение опыту бодрствования, Мискович и Линн рассматривают его лишь как отправную точку постепенного распутывания загадки сознания. Погружаясь в буддизм, веданту и христианский мистицизм, они обнаруживают, что мы можем многому научиться у снов, галлюцинаций, визионерских состояний, опыта смерти эго, блуждания ума, сенсорной депривации, психоделических экспериментов, медитации и минимальных феноменальных состояний сознания.

Каждая глава приближает нас к пониманию того, как мы творим реальность во сне и наяву, и как мы можем преодолеть ограниченность материалистических моделей, неосознаваемое влияние которых толкает нас к нигилизму. Вместо этого мы приходим к модели сознания, которая более обширна и сострадательна, чем та, которую могут представить себе только биологические науки».

Vladimir Miskovic, Steven Jay Lynn. Dreaming Reality: How Neuroscience and Mysticism Can Unlock the Secrets of Consciousness. Harvard University Press, 2025.

Изумительной красоты отрывок из эпилога «Слов Христа» (Paroles du Christ) Мишеля Анри. Это финальная работа великого французского философа, изданная вскоре после его смерти (2002), таким образом её последние страницы являются своего рода завещанием Анри, а заодно одним из самых проникновенных и оригинальных примеров современной христианской мысли:

Принадлежать к истине для человека означает быть рожденным от Жизни — единственной Жизни, которая существует… Поскольку жизнь есть само-откровение, она есть Истина, изначальная и абсолютная Истина, по отношению к которой всякая другая истина является вторичной. Поскольку он — Сын этой Жизни, которая есть Истина, человек принадлежит к Истине.

Но Истина, которой он принадлежит, истина согласно христианству, — это не анонимный и безличный разум современности, не пустая внешность мира, где вещи становятся видимыми. Истина есть Истина Жизни, порыв, в котором она устремляется в себя, непрестанно источаясь в себе, обнимая себя в Первом Я (Premier Soi), в котором, любя себя в Нём, Который любит себя в ней, она открывается себе в изобилии и сиянии своего явления…

Христос говорит людям: вы — Сыны Божьи, «один у вас Отец». Где референт этого утверждения? В нас. Сыны Божьи — это то, кто мы есть. Бог есть Жизнь, а мы — живые. Разве есть где-нибудь живые, которые не несут в себе жизнь, которые не несомы ею? Это не философский и умозрительный тезис. Мы ощущаем и переживаем жизнь в себе как то, чем мы живем, даже когда мы ощущаем и переживаем, что мы не сами дали себе эту жизнь. Само-откровение, в котором мы даны и явлены самим себе, — это Слово Жизни, это её Глагол. Таким образом, мы являемся неопровержимым доказательством того, что говорит нам Слово... Тот, кто слушает это Слово там, где оно нам говорит, вечно слышит в себе шум своего рождения. Слово говорит ему : «Ныне Я родил Тебя».