В 1882 году, за год до смерти, Тургенев написал почти завещание — своё знаменитое стихотворение в прозе «Русский
язык»:
«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»Надо сказать, Иван Сергеевич не зря в Берлине лекции профессоров-гегельянцев слушал, да по философским гостиным ходил. Во-первых, здесь намеренно сформулировано противоречие: «прозаическое стихотворение» — что это, как не противоречие прозы и поэзии? Разрешаться оно, очевидно, должно было (как искусство и религия у Гегеля) в философии. Спросите: а где же тут у Тургенева философия?
А вот где: сама эта вера в русский
язык, который как известно, тело мысли, то есть, говоря по-гегелевски: Духа. В последней строчке Тургенев прямо связывает
язык (проявление народного сознания) и сам народ, его мышление, его дух (то, что Гегель, опять же, называл Volksgeist).
Это во-вторых. А в-третьих (вот вам, кстати, триада доказательств): мысль Тургенева — это, по сути, видоизменённый для прикладного применения знаменитый «аргумент Ансельма Кентерберийского». Он же «онтологическое доказательство бытия Бога»: выше Бога помыслить ничего нельзя, но вещь, существующая и в реальности, и в мысли одновременно — всегда выше существующей только в мысли. Поэтому: если Бог существует в нашем сознании, то одно это говорит о его существовании и в реальности за пределами сознания. «Тождество мышления и бытия!» — довольно подытоживал Гегель, цитируя Ансельма.
Так же и с русским
языком: одно его идеальное существование говорит о том, что он принадлежит великому народу, который (вот диалектический каламбур!) ещё скажет своё слово и тем изменит status quo.
#Гегель #Ансельм #Тургенев #язык