ПродолжениеНесколько строк вымарано, прочесть невозможно
…Розенбург зажат меж холмами и морем, при каждом прилежном дворе есть свой буйный сад, у побережья в руинах лежит память о разорениях Рима. Просыпаясь я каждый день с улыбкой первым делом слышу крики чаек и забавный говор местных. Никогда в жизни и вообразить себе не могла ничего подобного: я то и дело ловлю итальянские, французские и немецкие словечки, перемежающиеся каким-то их балканским наречьем. Природа здесь и впрямь чудесна, а дома богаты своей наружностью, хоть сам дворец и не…
(чернила потекли, прочесть невозможно)Но это всё, конечно, прелюдия, кому как не вам понимать? Что касается людей, сказать могу немного, поскольку только завтра мы приглашены в летнюю резиденцию (до этого всё расшаркивались с местной аристократией, не последовавшей за всем двором): mollit viros otium [1]. Кутёж в некоторых домах круглые сутки (впрочем, это скорее исключение, чем правило), но до Московской пышности и размаха здесь далеко. Салонов тут хоть отбавляй; пока я пишу вам письмо, голубушка, на моём столе лежит по меньшей мере три приглашения, которыми я не могу пренебречь и ещё с полдюжины таких, которые я собираюсь проигнорировать. Кабаки есть, но приличный и с Прометеевым огнём не сыскать, так что мы довольствуемся театром (отличия от комедиальной храмины не столь разительны, если вам вдруг интересно знать; все спектакли тоже на немецком) и зваными обедами.
Судя по слухам, Король Генрих I умён, милосерден, достаточно остроумен, любит свою жену, нежен к своим сыновьям и на Петра Алексеевича (храни его Господь!), кажется, совсем не похож. Я видела его мельком в опере, когда была там с Алексеем и Мишей, но подойти не решилась — мы всё ж ещё не представлены были друг другу.
Впрочем, завтра и поглядим. Прошу-с, не пишите мне ответов на это письмо: к тому времени мы уж, милостью Господня, достигнем Венеции. Молюсь о вашем здравии…
Ваша А[1] Безделье делает людей слабыми (лат.)
Из архива госпожи Глуховой
