Но вот другая крайность: когда марксисты читают условного Маркузе, а не Маркса. Этакое интеллектуальное модничанье и жажда оригинальности (вполне себе архибуржазная тенденция). Отсюда все эти локальные культы Жижека, Бадью и иже с ними — когда заурядные
левые публицисты на общем сером фоне выглядят гениями теории.
Корень этого культа — в том самом извечном нашем философском провинциализме, усугублённом десятилетиями диаматовского заповедника и последующим крахом. Если в 1850-х годах Герцен смеялся над собой и своими друзьями — русскими гегельянцами 1840-х, которые жадно ловили любую, самую ничтожную брошюрку из философского Берлина, молились даже не на Гегеля, а на каких-то малоизвестных профессоров-гегельянцев — то теперь география такого поклонения шире. Но смысла от этого не добавилось. На поверку новые кумиры философствующих
левых оказываются сами или профанами в философии, или откровенными иррационалистами — какую аргументацию против Ильина может дать Жижек, интересно?
(Сюда же относится «социологическая» ересь в среде
левых, когда философия сводится к социологии (всё та же «социология знания») — по сути, новое издание того же позитивизма, с его фетишизмом техники и совершенной — саморазрушительной — релятивизацией всего и вся).
Далее, самостоятельной разновидностью этого провинциализма стал рецидив религиозного атеизма среди
левых философствующих. Отсюда все эти модные в среде некоторых товарищей попытки «новой теологии» (как будто вовсе не было ленинской полемики с богостроителями и богоискателями!) Религиозный атеизм шагает в умах наших
левых философствующих семимильными шагами — вот уже и белоэмигранта Бердяева записывают в
левые теоретики, чуть не в патриархи! Какие
левые философы — такие у них и патриархи, впрочем. Чему тут удивляться?
Но потому и не стоит удивляться, что ценители иррационалиста и религиозного атеиста Бердяева ничего не могут противопоставить иррационалисту и религиозному атеисту Ильину. И не надо говорить, кто кого публично и политически поддержал — если мы не на митинге, если мы всё-таки хотим докопаться до сути, то политические заявления имеют хоть и важное, но вторичное значение — ибо они прямо зависят от идейных убеждений, которые у философа всё же, пардон, носят именно философский характер.
А вот с «философским» у
левых философствующих проблема.
Подытожим. Современный российский марксизм — атомизирован (социальные и идейные причины мы только что, пусть крайне бегло, рассмотрели), он обезоружен, зачастую не имеет не только идеи, но и языка для её выражения.
Левые философствующие в России почти лишены исторического фундамента — ту же историю русской философии они просто сдали без боя клерикалам и реакционерам всех мастей, поверив им на слово, что «она же религиозная». В итоге русская философия — по сути, отнюдь не религиозная — была фальсифицирована, подогнана под нужды иррационалистической реакции.
Левые в итоге просто потеряли историческую почву под ногами.
Не имея этой почвы, наш нынешний марксизм ещё и становится жертвой империализма — в нескольких смыслах, но, по крайней мере, культурного: он живёт и питается мудростью, взятой напрокат у иностранных товарищей (такой отблеск дружеского культурного империализма). Деваться некуда: в экономических категориях — отсутствие своего идеологического производства делает рабом, подчиняет рынок производству иностранному. Говоря философски: отсутствие своей сущности всегда ставит в страдательное положение.
И вот эту собственную суть
левой философской мысли в России ещё предстоит найти. Для начала надо осознать себя — и свою историю. Собственно, такой задаче наш текст и посвящён.
#марксизм #левые #философия