Между нами говоря

​​Думаю, что все, кто хотел, уже посмотрели «Субстанцию», поэтому можно не бояться спойлеров. Мне интересно взглянуть на этот фильм не через призму его тем, которые уже не раз обсуждались (влияние индустрии красоты на самоощущение женщин; обсессивная погоня за вечной молодостью; одиночество, которое сопутствует большому успеху, достигнутому в первую очередь за счёт внешности), но с неожиданного ракурса — мне в нём увиделась интересная метафора диссоциативного расстройства идентичности.

На протяжении всего фильма загадочный продавец вынесенной в название «субстанции» раз за разом говорит героиням — «помните, что вы одно целое». При этом функционируют они скорее как отдельные личности: кажется, что у них независимая друг от друга память (Сью выглядит шокированной при виде бардака, который Элизабет устроила в их квартире; Элизабет реагирует на интервью Сью так, будто бы слышит его впервые), они открыто ненавидят друг друга, при этом Элизабет ещё и отчаянно нуждается в Сью, что только усиливает её внутренний конфликт.

ДРИ у всех функционирует по-разному: у одних людей части знакомы друг с другом и могут иметь какой-то доступ к общей памяти, у других они разделены — когда одна часть берёт руководство на себя, другие переживают это как период амнезии. Человек может «очнуться» спустя час, день или неделю и не иметь представления о том, сколько времени прошло и чем он был занят — это похоже на ощущения Элизабет и Сью при пробуждении.

Если развивать эту метафору, то Элизабет можно увидеть как «основную» личность, ту, которая идентифицирует себя с «я» человека; Сью в таком случае — что-то вроде нарциссического фасада, идеальное существо, лишённое слабостей. Это то, как Элизабет хотела бы представлять себя миру. Она мечтает спрятать от других свои «несовершенства», как телесные, такие как морщины и растяжки, так и душевные, в первую очередь — своё всепоглощающее одиночество и чувство несостоятельности.

Фасад скрывает её уязвимость, которая вся достается последней части — «монстру Элизасью». Это травмированная часть, израненная не только отношением других, но и ненавистью к себе самой Элизабет. Она воплощает в себе всё самое стыдное, болезненное, искореженное в психике героини, которая всеми силами старается скрыть от мира эту отвратительную ей самой часть себя. И, как выясняется, не зря: как только Элизасью становится видна окружающим, они реагируют на неё с такой же ненавистью и отвращением, как и сама Элизабет, буквально физически уничтожая «монстра».

В мире фильма героиня не находит пути к исцелению: ни она сама, ни другие люди не могут дать её травмированным частям заботу, внимание и принятие, которые им так необходимы. К счастью, в жизни бывает иначе: я верю, что мы можем находить людей, которые способны выдерживать и отражать наши самые «неприглядные» стороны так, чтобы помогать нам самим посмотреть на них как на нечто, достойное сочувствия, а не отвращения. Даже если такого человека не нашлось, когда мы были детьми, это не приговор: никогда не поздно быть увиденным и принятым, и это правда помогает душевным ранам зарастать, пусть даже шрамы от них останутся навсегда.

#рекомендации

«Тревога — это нечто куда большее, чем “нервный срыв” или ощущение перегруженности; это сложное состояние, которое, если с ним удаётся справиться, может вселять мужество и страсть, открывать новые возможности для жизни в целом»

«Цель глубинной экзистенциальной терапии — помочь клиентам чувствовать себя максимально свободными, живыми и целостными, что предполагает как доступ к нашим самым глубоким уязвимостям, так и способность преодолевать эти уязвимости, открываться миру и рисковать. Такая “парадоксальная целостность” <…> часто приводит к достижению важных целей, таких как близкие отношения, творческие проекты, значимый вклад в общество; но также она может приводить нас к ощущению благоговения перед жизнью, взгляду на неё как на чудо и приключение»

— Кирк Шнайдер, интервью о книге Life-Enhancing Anxiety: Key to Sane World

#цитаты

Зачем нужно чувство вины?

Чувство вины часто идёт рука об руку с травматическим опытом, будь то пережитое насилие или смерть близкого человека. «Наверное, я сама этого хотела» или «Я мог бы это предотвратить» — такие мысли порой годами преследуют людей, столкнувшихся с теми или иными тяжёлыми событиями. Увещевания окружающих и даже собственное интеллектуальное согласие с идеями о том, что за насилие несёт ответственность тот, кто его совершает, а трагические случайности — это именно случайности, никак не помогают избавиться от разъедающего чувства внутри. Но какую роль оно выполняет, и почему его бывает так сложно преодолеть?

На самом деле вина нередко скрывает ещё более труднопереносимые чувства: бессилие, беспомощность, унижение. Если я виноват, значит, я мог сделать что-то иначе, мог предотвратить трагедию. Вина — это попытка ответить на вопрос «почему так», и если нам кажется, что мы знаем ответ — даже если он разрушителен для нашего самоощущения — это помогает чувствовать контроль там, где его на самом деле не было. По-настоящему столкнуться с неспособностью повлиять на то ужасное, что со мной произошло, с непредсказуемостью и неподконтрольностью мира, в котором насилие, жестокость и трагедии могут происходить просто так, может быть невыносимо. В попытке обрести смысл произошедшего, выстроить причинно-следственные связи, почувствовать себя субъектом, а не объектом, люди нередко приходят к идее «это всё случилось из-за меня».

Поэтому прямые конфронтации с травматической виной в терапии редко оказываются эффективны. Мы можем помогать клиенту постепенно соприкасаться с глубинным чувством бессилия, которое он так боится признавать — «я никак не мог повлиять на то, что со мной произошло» — одновременно держа в фокусе те возможности и выборы, которые у него есть сейчас: «…но я ответственен за то, как я обхожусь с тем, что со мной произошло; я могу искать помощь, могу проживать своё горе и искать пути к исцелению». Буквально по Сартру: «Важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделал из того, что сделали из меня». При этом важно не пытаться проскочить первую часть этого процесса — не спасать клиента от его чувств, которые может быть непросто переносить наблюдателю, но помогать ему оставаться в контакте со своим бессилием и болью, постепенно, по капле, вычерпывая этот океан.

По-настоящему преодолеть чувство вины можно будет тогда, когда человек сможет увидеть и принять свою раненую, уязвимую, бессильную часть и одновременно — себя-взрослого и способного позаботиться об этой пострадавшей части.

«Этот вопрос волнует меня давно: где искать терапевта?! Чтобы он был открыт, знал повестку, уважал и разделял взгляды на лгбтик+ сообщество, не моногамные отношения и тд.?»

Привет! Спасибо за актуальный и сложный вопрос. Однозначного ответа у меня нет: я знаю, что многие сейчас пользуются агрегаторами, которые дают возможность автоматизировать процесс подбора терапевта, но у меня по разным причинам сложилось к ним достаточно скептическое отношение (тут и этические проблемы, и вмешательство третьей стороны в клиент-терапевтические отношения, и зачастую непрозрачные процессы отбора и рекомендации специалистов, и недостаточная, на мой взгляд, оплата труда психологов). Но если говорить про эту опцию, из всех альтернатив лично я выбрала бы «Альтер» (не реклама, просто субъективное мнение, основанное на опыте коллег) — насколько я знаю, они дают специалистам достаточно много свободы, при этом тщательно проводя отбор; плюс с этим сервисом сотрудничают несколько психологов, которым я доверяю.

Один из возможных способов поиска — это каналы в телеграме (искать новые можно, например, через вкладку «похожие каналы» в профиле тех, которые вы уже читаете) или аккаунты в инстаграме. Через знакомство с текстами психолога вы сможете проверить, насколько совпадают ваши ценности, откликаются ли вам её или его мысли, стиль изложения и общая жизненная философия. Всё-таки психотерапия — это в первую очередь встреча двух людей, и как бы ни были важны формальные критерии вроде образования или опыта, основное значение, как мне кажется, имеет личностное совпадение. Это не значит, что специалист должен казаться вам идеальным — это в целом вряд ли возможно — но вам должно быть достаточно комфортно для того, чтобы рискнуть вступить в отношения и начать постепенно открываться.

Ещё один вариант — поиск через профессиональные ассоциации: это может быть ассоциация специалистов, практикующих в конкретном психотерапевтическом подходе, или, например, Ассоциация феминистской терапии, объединяющая специалисток различных направлений, работающих с опорой на феминистские ценности. Квир-френдли психологов также можно искать в организациях, помогающих ЛГБТК+ людям (1, 2, 3).

Если вас волнуют конкретные вопросы, не стесняйтесь задать их выбранному специалисту напрямую. Я прошла через процесс поиска нового психолога в 2022 году после достаточно болезненного разрыва со своей предыдущей терапевткой; искала контакты по рекомендациям коллег и с порога задавала вопрос «как вы относитесь к войне?». В итоге одна психологиня перестала отвечать мне на сообщения после моего замечания о том, что её фраза «я придерживаюсь гуманистических ценностей» легко может означать «я поддерживаю жителей Донбасса в их борьбе против украинских нацистов»; вторая — специалистка психоаналитического направления — ловко уклонилась вообще от всех ответов на мои вопросы, в итоге я провела целую сессию, объясняя, зачем их задаю и почему мне важно, чтобы психотерапевт разделял мои взгляды на войну; с третьей же, которая коротко, но открыто и прямо высказалась по теме и даже уточнила, не смущает ли меня, что она находится в России, я работаю до сих пор. Для меня терапевтический процесс неотделим от нашего понимания мира и себя в нём, а значит — от наших ценностей и убеждений, в том числе политических; я не разделяю идею о терапевте как о «чистом листе» для проекций и не смогла бы работать в таком ключе. Я убеждена, что если вам важно, чтобы терапевт имел схожие с вашими взгляды на тот или иной вопрос, лучший способ это проверить — задать прямой вопрос и посмотреть, получите ли вы такой же прямой ответ.

Удачи вам в поисках!

#поговоритьобэтом

О доверии в терапевтических отношениях

Нередко, говоря о том, как должны выглядеть помогающие терапевтические отношения, упоминают о необходимости доверия. Эта мысль кажется очевидной: конечно, если я не доверяю терапевту, я не смогу по-настоящему открыться и не получу от терапии ту пользу, которую мог бы получить, не так ли? На самом деле доверие в терапии зачастую выстраивается нелинейно, особенно тогда, когда у клиента есть опыт предательства или насилия со стороны близких. Если значимые взрослые не могли обеспечить нашу безопасность, не были рядом, когда были так нужны, или же активно причиняли нам вред, у нас появляются веские основания сомневаться в идее доверительного отношения к другим.

По мере того, как клиент раз за разом убеждается в том, что его психолог надёжен, стабилен и действует в его интересах, доверие может постепенно расти, но вместе с ним нередко растёт и страх: ведь чем больше я доверяю кому-то и чем больше он знает обо мне, тем больше у него власти и возможностей причинить мне боль. Это может порождать тревогу и напряжение, которых не было на старте терапии, где клиент мог выдерживать значительную дистанцию.

Люди, чьи значимые отношения в прошлом были болезненными, зачастую и нуждаются в близости, и избегают её, и чем ближе становятся отношения, тем ярче может проявляться этот конфликт. Уверенность в том, что хороших близких отношений не бывает и что любая близость рано или поздно приводит к боли, может порождать напряженное ожидание — как будто ещё чуть-чуть и что-то случится, отношения обязательно разрушатся, и я снова останусь один. Я думаю, выход тут не в том, чтобы игнорировать свои страхи, принуждая себя слепо и безрассудно довериться другому; скорее, может быть важным признать, что даже если я верю человеку и знаю, что он не причинит мне боли специально, что-то всё равно может пойти не так, и это нормальная часть человеческого опыта. В хороших отношениях случаются недопонимания и конфликты, они могут ранить — разница в том, что происходит дальше. Не отсутствие сложных моментов, но возможность обсудить произошедшее, предъявить своё недовольство и несогласие, извиниться там, где это необходимо, взять на себя ответственность за причиненный ущерб и его компенсацию делает отношения действительно безопасными.

Бывает и так, что доверие будто бы волшебным образом возникает с самых первых моментов: клиент готов откровенно рассказывать о чём угодно, и кажется, будто бы это не причиняет ему никакого дискомфорта. Тут важно не путать откровенность с открытостью: подлинная открытость предполагает встречу как с самим собой, так и с другим, тогда как в случаях, которые описываю я, клиент нередко бывает диссоциирован от собственных переживаний и испытывает трудности с тем, чтобы по-настоящему заметить человека, с которым он вступает в контакт.

По ходу терапии события, о которых рассказывает клиент, могут заново обретать утраченное эмоциональное содержание, человек как бы соединяется со своими воспоминаниями и через эту интеграцию становится способен увидеть и себя, и окружающих. В отношениях с другими появляются границы, и это может приводить к большей избирательности, когда уже не хочется рассказывать всем обо всём, а хочется выбирать, кому и что доверить. Со стороны это может выглядеть как уменьшение доверия, но мне кажется, что таким образом само понятие доверия обретает смысл: я не просто рассказываю истории о себе любому, кто готов слушать, но выбираю доверить что-то личное, что я берегу внутри себя, этому конкретному человеку, потому что верю в то, что он безопасен для меня.

Как бы парадоксально это ни звучало, порой мы становимся менее откровенными для того, чтобы научиться доверять и быть подлинно открытыми.

Вопрос в продолжение темы последнего поста:

«добрый день, спасибо за возможность задать вам вопрос. в течение жизни я много размышляла о своих границах, о том, как у меня появляется и работает дружеское/романтическое/сексуальное влечение. если честно, я до сих пор толком этого не понимаю. границы дружеского и романтического для меня всегда были размыты, особенно явно это подсветилось, когда я открыла в себе полиаморность и высокую чувствительность. я испытываю много всего к разным интересным людям, и мне очень сложно понять, чем различаются дружеская и романтическая близость. мне хочется целовать и всячески тактилиться как с подругами, так и с партнерками. как вы видите дружбу? и как понимаете что влюблены?
p.s: заранее спасибо за ответ:3»

Привет! Меня всегда восхищало, как по-разному люди способы переживать близость. Если говорить обо мне, я ощущаю границу между разными видами близости как достаточно четкую; для меня грань между дружбой и чем-то большим определяется, пожалуй, тем, что можно назвать остротой ощущений. Дружеские чувства для меня полны тепла, уюта, ощущения безопасности, спокойствия, радости от того, что я нахожусь рядом с человеком. В случае романтического/сексуального влечения — для меня как для демисексуального человека эти два феномена тесно связаны — к этим ощущениям добавляется что-то вроде приятной тревоги (наверное, это чаще всего имеется в виду, когда люди говорят о «бабочках в животе»); как будто захватывает дух от непредсказуемости того, как события будут развиваться дальше. Когда я испытываю романтический интерес, человек для меня как будто выделяется из фона, я становлюсь особенно чувствительна к его присутствию, словно вокруг него появляется невидимый ореол.

Думаю, что близкое и глубокое дружеское взаимодействие может быть не менее захватывающим, чем романтические отношения. В конечном итоге любая настоящая близость подводит нас к границам того, где заканчиваемся мы и начинается другой, и исследовать эти границы бывает очень увлекательно. Но, пожалуй, разница для меня в том, что территорию сексуальности я ощущаю как более неизведанную и поэтому в определённом смысле более опасную; вступая на неё, мы никогда не знаем, где рванет, ведь зачастую наши самые глубокие страхи и самый болезненный травматический опыт проявляются ярче всего именно в этой сфере. В романтических отношениях я открыла такие стороны своей личности, которые до этого практически не были мне знакомы. Это не означает, конечно, что через дружбу мы не можем узнавать себя — ещё как можем — но, наверное, в моём случае дружеские отношения чаще ощущаются более осознанными и менее стихийными, чем эта загадочная штука, которую мы называем романтической любовью.

Спасибо вам за возможность порефлексировать на такую интересную тему!

#поговоритьобэтом

«Здравствуйте! Я работала с психотерапевткой почти 2 года, мы многого добились за это время; последняя проблема, на которой мы застряли — переживание и выражение злости. “Хорошие девочки не злятся” и всё в этом ключе. Даже если меня кто-то притеснял, я не испытывала злости из-за внутреннего запрета. Моя психотерапевтка, желая мне помочь, что-то сделала, после чего я, наконец, начала испытывать злость. Через какое-то время эта злость вылилась на психотерапевтку. Я сильно с ней поругалась, мне стало стыдно, и я ушла из терапии.

Месяц назад я поругалась с мамой, но конфликт не решился, мы просто перестали разговаривать. Я люблю её, но не хочу с ней разговаривать, я начинаю злиться от одного её присутствия, как будто злюсь сразу за все годы одновременно, за все слова, что меня когда-то обидели, за всю поддержку, которую она мне не дала. Я не могу ей ничего высказать, но и простить не могу. Я всё еще не могу выражать злость так, чтобы не ранить людей вокруг, от этого просто её сдерживаю всеми силами, раню себя, а близких раню пассивной агрессией, ведь она всё равно просачивается. Что мне делать?»

Привет! Кажется, что в своей терапии вы достигли важного этапа работы с запретом на злость, соприкоснувшись с этим чувством и признав его наличие, но не успели овладеть навыками конструктивного выражения злости. Нередко действительно случается так, что «проснувшиеся» в ходе терапии эмоции в первую очередь достаются психологу — это нормальная часть терапевтического процесса, и хороший специалист должен быть к этому готов. Поэтому в первую очередь тут важно прояснить, что значит — «я сильно поругалась с терапевткой»? Она не смогла выдержать вашу злость и (условно) накричала на вас в ответ? Или же вам стало стыдно просто за то, что вы «вылили» на неё свои гневные чувства?

Во втором случае я бы обдумала возможность вернуться в терапию и честно поделиться с психологиней своим стыдом, связанным с тем, как закончились ваши отношения. При бережном обращении с этой темой вы сможете получить ценный опыт принятия вас со всеми вашими чувствами, включая злость, и научиться внутри безопасных отношений выражать эту злость так, чтобы она не разрушала ни вас, ни другого. Если же вы ощутили, что терапевтка не смогла справиться с накалом ваших эмоций, это может означать, что вам на вашем терапевтическом пути необходим более устойчивый спутник. В любом случае здесь нет причин для стыда — любые чувства, которые мы проявляем в терапии, важны и достойны внимания, анализа и обработки, а не игнорирования или отвержения.

Можно также подумать о том, как дать выход вашей злости без непосредственной конфронтации с людьми, которые её вызывают, если вы пока не чувствуете себя готовой к ней. Частый способ, к которому прибегают в таких случаях — это написание писем. Важно, что письменные практики такого рода не предназначены для отправки адресату; скорее, это даёт вам возможность хотя бы частично освободиться от злости, съедающей вас изнутри, придав ей словесную форму и оставив её на бумаге. Также есть вероятность, что написание писем сможет подготовить вас к разговору с мамой — у вас будет время обдумать, что именно и какими словами вам хотелось бы до неё донести.

Предъявление агрессии в целом мне кажется важной частью отношений — без конфликтов и их последующего разрешения вряд ли возможна настоящая близость. При этом выражать гнев действительно можно по-разному, и я поддерживаю вас в стремлении овладеть навыком отстаивания своих границ и озвучивания недовольства без нападения на границы другого человека. Как и любой другой навык, он тренируется через практику. Если у вас нет позитивного опыта преодоления разногласий через разговоры, злость может казаться чем-то вроде опасной и разрушительной стихии, которую необходимо во что бы то ни стало подавлять. На самом деле всё наоборот: именно подавление эмоций делает их разрушительными, и чем лучше вы познакомитесь со своими чувствами, тем больше у вас появится вариантов того, как можно с ними обращаться.

#поговоритьобэтом

Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения (@existential101).

Поскольку я умею писать только лонгриды, а на них не всегда есть время и силы (предполагаю, что не только у меня, но и у подписчиков), решила для разнообразия начать делиться с вами небольшими цитатами из книг и статей, которые читаю. Начнём с классиков:

«Представляется, что в результате эффективной терапии пациент не только узнаёт о близости и интимности, то есть о том, что дают нам отношения с другими людьми; он также обнаруживает пределы близости — открывает то, что
мы не можем получить от других как в терапии, так и в жизни»

— «Экзистенциальная психотерапия», Ирвин Ялом

#цитаты

«Мне кажется, это вообще частый страх — заводить отношения, потому что они могут закончиться. Не обязательно даже смертью — расставанием, например. Тут у меня нет универсального “противоядия”. Но для меня точно переживание любви стоит боли, которая может за этим последовать»

Дала интервью Т—Ж на непростую тему — как пережить потерю животного. Обсудили самые разные вопросы, которые встают перед человеком, столкнувшимся с гибелью питомца: как справиться с необходимостью принять решение об эвтаназии? Как помочь себе пережить горе, которое нередко оказывается невидимым для окружающих? Что делать с чувством вины? Заводить ли сразу новое животное или лучше подождать? Как говорить о смерти питомцев с ребенком? И, конечно, стоит ли оно вообще того — заводить домашних животных, зная, что с большой вероятностью мы их переживём? (Спойлер — на мой взгляд, абсолютно точно стоит).

Получился, мне кажется, интересный разговор: спокойный, нежный и глубокий. И в виде бонуса — потрясающие фотографии моего пушистого семейства от прекрасного Марка Боярского.

#публикации

Елена Костюченко в книге «Моя любимая страна» смотрит на реальность в упор, не отводя взгляд. Книга одной из лучших современных российских журналисток объединяет в себе двенадцать репортажей о России и людях, которые в ней живут. Кто-то из этих людей встраивается в одну из существующих систем подавления и подчинения (милиция, армия, ПНИ), кто-то получает выгоду от их существования, кто-то сопротивляется им, кто-то становится их жертвой. Никто, включая саму авторку, чьи личные воспоминания и заметки перемежают репортажи, в конечном итоге оказывается не способен предотвратить самую страшную страницу в истории современной России — полномасштабную войну, которой посвящена предпоследняя глава книги.

Сама Костюченко говорит, что задача её текстов — «разрушить фигуры умолчания», заставить читателя увидеть то, о чём он и так знал, но не хотел думать. В моём случае это сработало именно так. Я жила в России двадцать девять лет и думала, что всё делаю правильно. Я ходила на митинги, наблюдала на выборах, читала свободные медиа, отстаивала гуманистические ценности через работу и волонтерство. Но я не замечала — не хотела по-настоящему замечать, по-настоящему осознавать и пропускать через себя — очень многие вещи. Например, то, в каком повседневном аду живут люди за пределами крупных городов, совсем рядом со мной («Жизнь на обочине “Сапсана”»). Как теряют свой язык, культуру и в конечном счёте жизнь коренные народы («Последние вертолёты»). Какую незаживающую рану оставил после себя штурм школы в Беслане («Сны Беслана»). Как функционирует система современных концлагерей — психоневрологических интернатов, в которых десятки тысяч людей оказываются лишены базовых прав («Интернат»).

Не то что бы я не знала об этом — я знала, но выбирала продолжать верить, что среди всего этого мы можем выстраивать свои (по выражению той же Костюченко) радужные пузыри, которые в конечном итоге объединятся и изменят реальность. Этот утопический проект провалился. «Моя любимая страна» не даёт ответа на вопрос, что с этим делать дальше — но она помогает увидеть путь, который привёл туда, где мы находимся сейчас.

Умение Костюченко описывать реальность невероятно честно, не преувеличивая и не приукрашивая, с хирургической точностью, и одновременно с этим — с огромным сочувствием ко всем героям своих статей, которое мерцает за скупыми фразами, помогает читателю пройти по этому пути вместе с ней. Всё, что она может противопоставить окружающему мраку — это сострадание и любовь, воплощенную в пристальном взгляде на то, что любишь. Мне очень откликается её идея о том, что любовь именно что требует такого взгляда: она не означает попустительства и всепрощения, не означает подчинения государству (как часто понимают патриотизм в современной России), напротив, любовь толкает к протесту против того, что видится неправильным и несправедливым. Любовь помогает не погрузиться в отчаяние — в том числе и по мере продвижения по этим жёстким, страшным, болезненным и таким важным, таким нужным текстам.

#рекомендации

«Женя, добрый день. Несколько дней рефлексирую насчёт привязанности к противоположному полу (я девушка) и поняла, что сильно привязываюсь к парням. Например, даже банальную вежливость принимаю за симпатию — я начинаю чуть ли не 24/7 думать об этом человеке, стараюсь больше ему попадаться на глаза, представляю, как мы вместе проводим время, на какие темы разговариваем, и, если есть такая возможность, начинаю следить за ним по несколько раз на дню в соцсетях. Из-за навязчивых мыслей очень трудно сконцентрироваться на чём-либо. Рефлексируя, я поняла, что в парнях вижу отца, который сможет мне дать любовь, заботу, внимание, принятие. С одной стороны, отношений с парнями я не хочу по ряду причин, а с другой стороны понимаю, что с лёгкостью могу вступить в отношения при малейшем добром отношении ко мне, и тогда это будет игра в одни ворота — парень будет давать, а я буду брать, не давая взамен. Подскажите, пожалуйста, с чего начать работу с нездоровой привязанностью?»

Привет! Хочется сказать, что такое внезапное возникновение интереса к человеку в ответ на его внимание — это достаточно распространённый феномен, который хорошо знаком в том числе и мне. Чаще всего, как мне кажется, такая реакция действительно связана с дефицитом заботы и внимания в детстве — это может быть следствием травматического опыта или неглекта со стороны значимых взрослых. Будучи детьми, мы учимся осознавать, регулировать, поддерживать и утешать себя сами через взаимодействие с окружающими, постепенно как бы помещая внутрь себя заботливую родительскую фигуру, на которую мы в будущем сможем опираться в сложные моменты. Но далеко не всем из нас везёт на такие заботливые родительские фигуры; мы можем сталкиваться с игнорированием, непредсказуемыми реакциями или прямым насилием со стороны взрослых. Тем ценнее становится внимание других людей к нам, ведь оно попадает в наш голод по близости, и это чувство — меня заметили, я существую, я что-то значу! — может быть очень сильным, вне зависимости от того, насколько нам интересен и приятен сам человек, ставший источником этого внимания.

Я думаю, первым шагом может стать осознание такой реакции как свойственной вам в силу вашей личной истории и на самом деле не связанной с тем человеком, о котором вы начинаете так активно думать. Скорее всего, контакт с ним не сможет восполнить тот дефицит, с которым вам пришлось столкнуться. Дальше встает более сложный вопрос: а что вообще способно восполнить этот дефицит?

Я верю в то, что психотерапия во многом может помочь нам вырастить эту самую заботливую фигуру в том месте, где мы пока что ощущаем пустоту. Через безопасные и близкие отношения, в которых, с одной стороны, есть безусловное принятие, а с другой — чёткие границы, мы можем постепенно учиться смотреть на себя тем же любопытным, спокойным и внимательным взглядом, которым смотрит на нас терапевт. Это помогает выстраивать отношения с окружающими из точки равновесия, в которой социальные связи (в том числе романтические) могут обогащать жизнь, но не являются её определяющим условием.

Думаю, что не менее важным может стать поиск ответа на вопрос «кто я?» вне контекста внимания других людей ко мне. Что для меня ценно? Что меня увлекает? В чём я вижу смысл? От чего хочу смеяться, а от чего — плакать? Чему мне важно посвящать то короткое время, которое отведено мне на этой земле? Что меня поддерживает, подпитывает, успокаивает? Энергию, которая сейчас находит выход в фантазиях о том, как другой человек сможет сделать вас счастливой, можно пробовать перенаправить на то, чтобы вкладываться в собственное благополучие, как материальное, так и духовное. Это, безусловно, сложнее — но и результат может оказаться куда более удовлетворяющим.

#поговоритьобэтом

«Стыд противоположен действию — он вызывает желание избегать ситуаций и занятий, которые его вызывают. Кроме того, стыд — один из ключевых компонентов многих ментальных заболеваний, включая расстройства пищевого поведения, которые нередко бывают спровоцированы негативными комментариями окружающих о весе и внешнем виде тела»

Пока я собираюсь с силами, чтобы начать писать более активно и регулярно, запоздало поделюсь с вами ссылкой на статью с моими комментариями, посвященную шоу «Большие девочки». Очередной телевизионный эксперимент, в котором женщин заставляют сбрасывать вес с помощью пристыживания, насмешек и угроз, стал поводом поговорить о том, как столкновение с недружелюбным социумом может усугублять проблемы людей с РПП, почему похудение через ограничения в большинстве случаев приводит к ровно противоположным результатам, чем опасна демонизация «вредных» продуктов и как могут выглядеть по-настоящему гармоничные отношения с едой и собственным телом.

#публикации