Lee Nell ִֶָ☾.‧₊˚

Я испытываю дикую тягу написать зарисовки по другим пейрингам, но как же это тяжело.
Душа полностью и всецело пропитана любовью к хёнхо и банхо. Мозг и руки – к минсонам и хёнликсам.

Когда-нибудь я научусь видеть в своих рукописях не только двух последних парочек.

Когда-нибудь. シ

Философия в звёздах

Захотелось заплакать и уткнуться в чьё-то скрипучее плечо.

Хёнджин не любил звездопад. Он знал точно, звёзды на небе – души. Живые, не позабытые. А тех, кого забывали – умирали и на небе. Окончательно. Безвозвратно. Покидали его, превращались в целое ничего.

Это было грустно. Так же как и сидеть сейчас здесь.

Трава под ним влажная и кусачая, он порезался, пока возился с установкой телескопа. Винтики выскакивали из рук и терялись. Рукава джемпера вымокли в росе и крови. Он принял решение закатать их по локоть, но был ли теперь толк в этом?

Сломанное горло прокашливалось, в надежде вытравить сигаретный дым. Получалось не совсем удачно.

На расплющенный рюкзак брошена непозволительно огромная книга по астрологии. Настолько, что в этот самый рюкзак она и не влезла (как посмела!), пришлось тащить в руках.

Ночной мрак сжирал его, маленький фонарик бился до конца. Хёнджин правда благодарен ему.

Справа пшикнула банка газировки. Брызги достигли руки Хвана. Стало липко и запахло сочными ягодами ежевики.

– Аккуратнее! – хрипящее замечание получилось темнее, чем сама ночь. Недовольно отвернувшись, парень принялся жевать щёку, разгоняя плохое настроение.

– Дай сюда! – недовольства любитель ежевичных газировок, казалось, даже не разглядел.

Руку прожгло до костей. Её схватили так резко, что удивиться даже не успел. Хёнджин от такой наглости весь разбух и захотел снова закурить.

Пачка сигарет была придавлена книгой по астрологии.

Гадство.

По коже прошлись вязаным свитером, вытирая газировку. Запах, увы, соскрести не получится.

– Ты снова о своём? – Феликс продолжал корябать свитером руку, как будто собирался стереть все неловкости в мире.

– Не хочу, чтобы меня забывали, – Хёнджин вздохнул, отстраняясь от угрызений совести. Взгляд его невольно уставился в тёмное небо, высыпанное блеском.

Феликс причмокнул губами, вороша опилки в голове.

– Так сделай что-нибудь настолько крутое, чтобы точно не забыли! – мальчишка захлебнул щедрую порцию газировки, – я, например, когда вырасту, побью рекорд Гиннесса, и заведу самое большое количество домашних котов. Больше, чем у Линеи Латтанцио.

У Хёнджина скептически подскочила бровь.

– В любом случае, – Феликс, тыкнул в небо, – они ведь всё еще здесь?

Позвоночник и шея почти поломались, когда Хван задрал голову.

– Да.

Феликс продолжал оживлять всё вокруг, словно каждая искра на небе начинала гореть внутри него.

А Хёнджин принял решение стать самой яркой, что будет ослеплять. Было в этом что-то великое и столь же невероятное, как и кошачьи идеи Феликса.

#зарисовки
#хёнликсы

В тени утрат

От щёк и зубов пахло гарью.

Катана – неизменный атрибут, скрепит на морозе, собирая снежинки. Кровь врагов на ней больше никогда не сотрётся, а Хёнджин это плохим и не считал.

Кимоно не грело, грела горячая кровь и ледяное озеро в глазах, в котором он тонет каждый раз, стоило вглядеться в отражение оружия.

В голове выбешивающая пустота.

Не успели.

Место сделано из снега, ослепшего неба, плачущих деревьев, и, отныне, пепла.

Он крупными кусками оседает на смоляной голове, плечах, раскромсной сюрикенами душе. Хван вязко вздохнул, пустив пар изо рта. Тяжесть в груди заставила упасть на колени.

Под затихшими коленями мёртвая кукла из лоскутов, изляпанная в крови. Хозяйку она, увы, больше не дождётся. Снежинки вбиваются в щёки, вопят, не прощают. За неспасённые жизни, за вечную войну, за погибшую деревню.

Хван рывками впадал в транс, долго-долго вглядываясь в закостенелые, огрубевшие пальцы. Чей-то плач в голове без конца донимал.

Спереди, под тяжестью, провалился снег.

– Поднимайся, ты здесь не для того, чтобы жалеть себя. На войне не бывает прощения.

Минхо шагнул ближе, лезвие его катаны с рукоятью из красного дерева заглянуло в округу, отбрасывая блики света на взбухший от сотен пар ног снег. Идентичное, такое же, как и у парня напротив.

Хёнджин с трудом поднял отваливающуюся от усталости голову. Ли смотрел жёстко, не моргая.

– Я долго думал для чего вообще всё это. Вечные визги клинков, плач детей, умершие поселения и позабытые улыбки. Я рос в мире, где на каждый день рождения загадывают научиться сражаться и умереть за свою провинцию. С каждым годом это желание ставило меня в тупик, пока внезапно я не осознал, – слова Хёнджина острым лезвием прокалывали уши, – я рос в мире, где каждый рассвет приносил боль и потери. Где миф о героизме терял свою ценность в реках крови. Я всегда думал, что могу изменить это, что смогу спасти хоть одну жизнь. Так отчаянно, что терялся во времени, не замечая, как оно утекает сквозь пальцы, – говорил Хёнджин, стараясь представить себя вне этого бескрайнего ужаса.

Ветер стих, вслушиваясь в его речь.

– К чему это я, – Хван встретился с тяжестью в глазах напротив, – нашей дружбе с тобой не меньше семи лет, я помню как встретил тебя впервые в 14. Облезлого, пахнущего железной пылью и ненавистью к прогнившим людям. Полного сил. Так почему мой самый лучший друг уже пару лет как мёртв?

Минхо треснуто улыбнулся, ветер всколыхнул тяжёлые пряди. Из-за его спины выбились бабочки, распугивая гарь. Было в этом что-то спасительное и умертвляющее одновременно.

— Ты рождён сражаться, Хван. Солнце не жалеет своих лучей. Так и ты не должен жалеть ни себя, ни своих врагов. Поднимайся.

Хёнджин вновь взглянул на катану, на затягивающиеся раны, вырезанные на закатах прошлого. Вся эта боль, вся эта ненависть.. Внезапно в груди что-то сжалось, и он встал.

Вокруг Минхо разрастался табун бабочек, поблёскивая крыльями, постепенно растворял еле заметную улыбку, вспыхнувшую на губах.

– Отомсти за нас.

Рядом с Хёнджином больше никого не было. Рукоять из красного дерева в руке отдавала болезненным теплом и присутствием погибшего два года назад друга.

#зарисовки
#хёнхо

Тгк автора:
https://t.center/everyonehateskir