В тени утрат От щёк и зубов пахло гарью. Катана – неизменный атрибут, скрепит на морозе, собирая снежинки. Кровь врагов на ней больше никогда не сотрётся, а Хёнджин это плохим и не считал. Кимоно не грело, грела горячая кровь и ледяное озеро в глазах, в котором он тонет каждый раз, стоило вглядеться в отражение оружия. В голове выбешивающая пустота. Не успели. Место сделано из снега, ослепшего неба, плачущих деревьев, и, отныне, пепла. Он крупными кусками оседает на смоляной голове, плечах, раскромсной сюрикенами душе. Хван вязко вздохнул, пустив пар изо рта. Тяжесть в груди заставила упасть на колени. Под затихшими коленями мёртвая кукла из лоскутов, изляпанная в крови. Хозяйку она, увы, больше не дождётся. Снежинки вбиваются в щёки, вопят, не прощают. За неспасённые жизни, за вечную войну, за погибшую деревню. Хван рывками впадал в транс, долго-долго вглядываясь в закостенелые, огрубевшие пальцы. Чей-то плач в голове без конца донимал. Спереди, под тяжестью, провалился снег. – Поднимайся, ты здесь не для того, чтобы жалеть себя. На войне не бывает прощения. Минхо шагнул ближе, лезвие его катаны с рукоятью из красного дерева заглянуло в округу, отбрасывая блики света на взбухший от сотен пар ног снег. Идентичное, такое же, как и у парня напротив. Хёнджин с трудом поднял отваливающуюся от усталости голову. Ли смотрел жёстко, не моргая. – Я долго думал для чего вообще всё это. Вечные визги клинков, плач детей, умершие поселения и позабытые улыбки. Я рос в мире, где на каждый день рождения загадывают научиться сражаться и умереть за свою провинцию. С каждым годом это желание ставило меня в тупик, пока внезапно я не осознал, – слова Хёнджина острым лезвием прокалывали уши, – я рос в мире, где каждый рассвет приносил боль и потери. Где миф о героизме терял свою ценность в реках крови. Я всегда думал, что могу изменить это, что смогу спасти хоть одну жизнь. Так отчаянно, что терялся во времени, не замечая, как оно утекает сквозь пальцы, – говорил Хёнджин, стараясь представить себя вне этого бескрайнего ужаса. Ветер стих, вслушиваясь в его речь. – К чему это я, – Хван встретился с тяжестью в глазах напротив, – нашей дружбе с тобой не меньше семи лет, я помню как встретил тебя впервые в 14. Облезлого, пахнущего железной пылью и ненавистью к прогнившим людям. Полного сил. Так почему мой самый лучший друг уже пару лет как мёртв? Минхо треснуто улыбнулся, ветер всколыхнул тяжёлые пряди. Из-за его спины выбились бабочки, распугивая гарь. Было в этом что-то спасительное и умертвляющее одновременно. — Ты рождён сражаться, Хван. Солнце не жалеет своих лучей. Так и ты не должен жалеть ни себя, ни своих врагов. Поднимайся. Хёнджин вновь взглянул на катану, на затягивающиеся раны, вырезанные на закатах прошлого. Вся эта боль, вся эта ненависть.. Внезапно в груди что-то сжалось, и он встал. Вокруг Минхо разрастался табун бабочек, поблёскивая крыльями, постепенно растворял еле заметную улыбку, вспыхнувшую на губах. – Отомсти за нас. Рядом с Хёнджином больше никого не было. Рукоять из красного дерева в руке отдавала болезненным теплом и присутствием погибшего два года назад друга. #зарисовки #хёнхо