#моеновогоднеекиноПересматриваю каждый год Германа-старшего:
"Хрусталев, машину!" Без комментариев, этот опус нужно просто смотреть. Сцена изнасилования самая страшная и сильная во всем российском кино. Грузовичок с шампанским, снег и зеки. Образ 20 века и репрессий.
"Мой друг Иван Лапшин"Можно лишь вздохнуть. Многое сказано о киноязыке Алексея Юрьевича, в этом фильме, других фильмах. Я лишь в очередной раз убеждаюсь в том, что многословный по всем ипостасям фильм раскрывается каждый раз по-новому, вновь и вновь. Множество фраз лезет в голову:
слоенный пирог из массовки, полифония советских граждан, калейдоскоп жизни и тэдэ и тэпэ.. Но, именно в этот раз я сосредоточилась (ненавязчиво) на линию Ханина, а не Лапшина. В прошлые разы меня так не ошеломляла каждая с ним сцена, конец да, но начало.. У персонажа Ханина умерла жена по фабуле шесть дней назад и все мизансцены с этим фактом сокрушили, напрочь. как я не замечала, что он два раза тут же сразу говорит о смерти жены с безграничной, темной, тоскливой, оттого такой душераздирающей чесслово, иронией (только Миронов мог сыграть такую к лицу приросшую маску, жизни человеческой). А следом его попытка самоубийства, что это? Kаk так титанически развести мизансцену? Вот пуля летит в ванну, влетает Лапшин, Занадворов
(безупречнейший Александр Филиппенко) капает валерьянку в стакан, что еще надо? А затем Ханин ложится на матрас и укрывается с головой под одеяло, и все.. И дальше только смотреть, такое нельзя рассказывать. Вот это настоящее, настоящее в образе человека, который уже сам умер от горя и потери, никакие монологи не нужны, да что я тут распинаюсь, просто смотрите Германа и точка.
