Ответ Аркадия Малера на мой пост об ортодоксальности Дугина. В целом Аркадий Маркович уточняет свою позицию, и, на мой взгляд, самый весомый аргумент приведен в конце. В условиях чрезвычайной богословской неграмотности велика опасность, что философская мысль того же Дугина, равно как и другого мыслителя, свободно обращающегося с догматами и ассоциирующего себя с Православием, будет принята за образец последнего. А это, в свою очередь, чревато заблуждением и соблазном. С этим я, пожалуй, соглашусь. Впрочем, далее Малер оговаривается, что в православной среде мысль Дугина имеет невысокую цену, что несколько противоречит высказанному тезису о её потенциальной "опасности". Однако я, во-первых, не увидел ответа на вопрос о разделении на богословие и философию. В качестве примера вполне ортодоксального философа приводится Иоанн Дамаскин. Однако, смотря на его фигуру ретроспективно, преподобный Иоанн для нас прежде всего богослов, а не философ. Да, он систематизировал Православное учение, и для этого активно прибегал к философскому инструментарию. Способствовала сама эпоха, т.к. вероучение еще находилось в стадии своего окончательного оформления. Иными словами, грань между богословом и философом была куда тоньше, если она вообще была. Ныне представить себе подобную ситуацию приращения либо же столь масштабного упорядочивания богословского знания невозможно. Следовательно, философ обретает иной статус, и мы не можем ставить работу Иоанна Дамаскина в качестве образца. Исходя из текста я так и не понял, как автор видит работу православного философа сегодня и в чем она будет отличаться от богословия или, допустим, религиоведения/истории философии. Да и потом -- в качестве примера дана лишь одна фигура философа, да и та VIII века. Походит скорее на исключение, чем на правило. Во-вторых, меня смущает в тексте Аркадия Марковича некоторое начетничество, или требование совершенного и отрефлексированного знания всеми православными людьми догматических основ своей веры. Пожилая женщина в Церкви знает "Символ веры" наизусть, но может ли она дать адекватное толкование слова "единосущный"? А если нет, отказываем ли мы ей в спасении? Считаю эту тему важной и безотносительно фигуры Александра Гельевича, т.к. она ставит вопросы о сущности, задачах, и, самое главное, возможности философии сегодня.