№90 Балет "Лебединое Озеро" (05.11.24) Александр Невский (1938) – это авангардная киноэпопея Эйзенштейна с оперным уклоном и множеством его мини-аттракционов. Фильм ознаменовал выход Эйзенштейна из опалы, во время которой ему не дали смонтировать фильм "Да здравствует Мексика" (1932), запретили и уничтожили "Бежин луг" (1937), а уже выпущенный "Октябрь" (1927) запретили показывать. Начальник советской кинематографии Шумяцкий ненавидел Эйзенштейна за специфический юмор, потому всячески пытался репрессировать, но в 38м году репрессировали самого Шумяцкого, а Эйзенштейну дали второй шанс. Пришлось снова делать политическую сказку на ночь. В этот раз со сжигающими русских детей карикатурными кастрюлеголовыми тевтонцами-натовцами. Где он только такие рожи нашёл... Эйзенштейн специально выбрал самую древнюю тему Александра Невского, так как в ней было намного больше места для фантазии, ведь задокументирован лишь факт некоторой стычки между дружиной Невского и иноземцами. Всё остальное – фольклор и додумки Сергея Михайловича. Сам он говорил: "Как я сделаю, так оно и будет". Так и получилось: в школьных учебниках сейчас пересказывают сценарий этого фильма. Правительству этот фильм был нужен для поднятия духа патриотизма и для наведения мостов между советским государством и Российской империей. Но, конечно, Эйзенштейн выше этого. Хотя бы потому, что он приравнивает Ливонцев к немецким нацистам. Об этом говорят и кресты на спинах рыцарей, и руки, направленные в небо, со шлемов тех же рыцарей, и, конечно, слово немец, которое так часто произносят персонажи. Именно поэтому после пакта Молотова-Риббентропа про фильм тихо и немного лицемерно забыли, а после начала войны вспомнили и крутили во всех кинотеатрах, даже сделали песню "Вставайте люди русские" гимном мобилизации до написания "Вставай страна огромная". Так или иначе, если говорить о зрительском восприятии этого фильма, то примитивный правый зритель, скорее всего, воспримет фильм как добротное патриотичное кино. Примитивный левый же воспримет как недостоверное пропагандистское. Оба мнения имеют некоторый резон, но поверхностны, так как упускают главное достоинство фильма – высокохудожественность. Действительно, фильм очень интересен с художественной точки зрения. Он завораживает драматизмом, сильнейшей музыкой Прокофьева, фактурными актёрами, да и просто атмосферой, стройностью, которые были бы невозможны без таланта и стараний Эйзенштейна. Ведь незаконченный фильм был буквально "вырван у него из рук" и отвезён на предварительный показ Сталину. Эйзенштейн заигрывал с властью, но часто она и вредила ему. Только эту версию с отсутствием некоторых сцен, черновым звуком и неотретушированной картинкой мы и можем сейчас посмотреть, но даже она имеет яркое стилевое единство. Атмосфера фильма, конечно, сказочная. Тут тебе и комичный богатырь Буслай, и бабы в платочках, и русский говор с намёком на старину, пейзажи, будто с картин Рериха. И всё это так обаятельно, без вульгарностей, что почти начинаешь улавливать нотки русского духа в воздухе. Причём снег с пейзажей, так как съёмки были летом, изготавливали в том числе из нафталина, а фанерный лёд красили белой краской, так что на съёмочной площадке русский дух чувствовался очень даже сильно. Ну а если говорить серьёзно, то Сергей Михайлович шаманством тут позанимался как следно быть и прогнал громадную патетическую телегу, готовя зрителя к главной сцене фильма – ледовому побоищу. Важнейшим инструментом красочной прелюдии (наверное, даже более красочной, чем сама сцена) была музыка, которую Эйзенштейн синхронизировал с геометрией кадров, что было абсолютно авангардным решением. Ну а сама музыка Прокофьева для этого фильма невероятна. Это концентрат именно той патетичной, мистической и устрашающей музыки, что писал Бернард Херрман для Хичкока, Стравинский в "Весне священной", Вагнер в цикле о нибелунгах, Верди в теме Судного дня своего Реквиема. Из интересного: Невский был семейным святым Эйзенштейна. Прадед Сергея Михайловича построил церковь в Александро-Невской лавре, а бабушка его померла во время молитвы в этой церкви.