Эффект политической колеиВ богатом идейном ландшафте поздней перестройки было, конечно, место и для течения сторонников «авторитарной модернизации» — идеи перехода к либеральной демократии через промежуточный этап авторитаризма. В самом общем смысле она подразумевает, что для проведения радикальных реформ нужна сильная власть, способная действовать быстро, решительно и без оглядки на общественное сопротивление. Её публичным манифестом стало интервью А. Миграняна и И. Клямкина с характерным заголовком «Нужна «железная рука»?» (1989). Непубличным — аналитическая записка
«Жёстким курсом» за авторством А. Чубайса и др. (1990).
И тут есть одна загадка.
Как мы знаем, российские реформы в итоге пошли по линии авторитарной модернизации, что определило политический режим постсоветской России. При этом сами политические лидеры, строившие новую Россию, изначально едва ли испытывали прямое влияние этих идей. К приходу Гайдара, который открыто руководствовался ими и дал им свой извод, определяющая часть политической работы уже была проделана. Так и Чубайс на самом деле не был тем, кто дал идейную основу политикам Дем. России в битвах 1989-1991 годов. Он подхватил и завершил эту работу в духе своих идей в команде Ельцина существенно позже.
Как вышло, что течение авторитарной модернизации изначально не имело реального идейного влияния на политику (и даже отвергалось некоторыми лидерами) и тем не менее стало её практикой? Обычно на это говорят, что оно соответствовало стихийной идеологии победивших либералов и просто не было артикулировано в их головах. Но я бы добавил к этому один механизм.
Думаю, что причина в своего рода «эффекте колеи» на политическом пути победившей в 1990-1991 годах коалиции. Команда Ельцина практиковала такую модель политической борьбы, которая к концу 1991 года сама определила их политический выбор в пользу авторитарной модернизации. Двумя годами ранее в ходе борьбы за советы они вряд ли сами сделали бы такой выбор. Но в решающий момент осени 1991-го (а затем и 1993-го) более демократические решения уже не подходили им, потому что они слишком много инвестировали в усиление исполнительной власти ради эффективной борьбы с коммунистическими элитами.
Только, умоляю, не надо ассоциировать здесь «эффект колеи» с теориями обречённости России в духе Аузана. Мой поинт не в том, что другого выбора не было, а в том, что средства достижения целей в какой-то момент стали деформировать сами цели.
Представьте, что вы хотели создать кооператив, имея в виду цель труда без эксплуатации. Вы быстро освоили способы повышения эффективности производства и продаж, что позволило расшириться и привлечь новых участников. Но вскоре вы приходите к необходимости снижать зарплаты и повышать нагрузку, потому что такова логика эффективности и выживаемости бизнеса на рынке. В результаты вы стоите перед выбором: перейти к эксплуатации или закрыться, оставив людей без работы. Для решения дилеммы вы привлекаете готовую рыночную идеологию, которая ещё недавно была вам неблизка или вовсе неизвестна. То есть вы сначала стали её практиком, а потом идейным приверженцем.
Что-то похожее, на мой взгляд, произошло с ельцинскими либералами. На старте они не имели в виду каких-то целей и идей, которые явно противоречат авторитарной модернизации, но также они не были и её сторонниками. Предположу, главная причина отсутствия контроля за своей «колеёй» — это идейная рыхлость и политическая близорукость. Ничего неизбежного в этом не было и нет.