Ванька-Пашка Пашка — уникум. Пашка не хотел быть актером. По всей "физике", психотипу и трогательно оттопыренным ушам, это мог быть второй Никулин. Видимо, Пашке это часто говорили, поскольку до актерского он учился в цирковом училище на клоуна. Но ушел оттуда и поступил на курс Пороховщикова. Строгая мама Пашки (он в семье был единственным ребенком и мужчиной), железной рукой вела его по творческой стезе, несмотря на взбрыки и сопротивление. Мама Пашки работала режиссером на телевидении. На показ самостоятельных работ Пашка явился с опозданием, к самому финалу. На голове Пашки была трогательная потертая ушанка. На груди синий рабочий фартук с карманами (подозреваю, он остался после школьных уроков труда). В руках Пашка держал блюдце со свечой и чернильницу с пером. Блюдце было с золотой каемочкой, а чернильница пустая. Я вздохнул. - Какой у тебя этюд? - Чехов, "Ванька". Однако. - А текст ты выучил? - спросил я. - Зачем? - искренне удивился Пашка. Глаза его стали круглые. Он вынул из кармана и показал нам исписанные крупным почерком листки. - Здесь все есть. Я просто буду делать вид, что пишу, а сам буду читать, - доверительно сообщил он нам. Мы с Андреем Калининым переглянулись. Мда. Мы тогда оба очень серьезно относились к актерской профессии. Возможно и нам, и самой актерской профессии было бы легче, если бы мы относились к ней чуточку несерьезней. Процента на два. То есть, девяносто восемь процентов — серьезно. И два — дуракавалянье. Мне кажется, Калинин освоил эту истину раньше меня. Поэтому сейчас он режиссер в Александринке, а я простой безтеатральный писатель. Но в тот момент не выучить текст нам казалось — чем-то странным, вроде пришествия инопланетян ясным солнечным утром. Типа "привет, земляне!". И кто-то машет тебе зеленой кожистой лапой. Я нашел на столе листок с планом выгородки. План был удивительно лаконичным. Внизу листа крупные буквы "З А Л", а посередине — неровный прямоугольник. Подписано "с к о м е й к а". - Одна скамейка? Поперек сцены? Пашка кивнул. - И все? Пашка снова кивнул. - Я вынесу, - быстро сказал Калинин. - Свечку, чернильницу? - Я сам, - сказал Пашка. Он поморгал. - Только надо зажечь, наверное. Калинин вытащил зажигалку. У него ее тут же отобрала Катя Чебышева. Катя была старостой, а я заместителем старосты. У Кати было чувство ответственности размером с Тюменскую область. Вы представляете себе чувство ответственности размером с несколько Франций? - Я зажгу, - сказала Катя Андрею. - А ты вынеси скамейку. - Хорошо, так и решим, - сказал я. Времени у нас было в обрез. Сейчас должен был закончиться этюд, нам делать выгородку на следующий, а мне ставить музыку. Я как обычно, работал "радистом" и помощником режиссера, то есть, вел показ. А мы еще не разобрались с этюдом. Вообще, по-хорошему, тот, кто не явился на генеральный прогон, автоматом снимается со спектакля (показа). Вадим Чеславович, наш преподаватель актерского мастерства, так бы и сделал. Но мы были молоды и отходчивы. И это был показ самостоятельных работ. - И еще, - смущенно попросил Пашка. - Можно мне какую-нибудь музыку? Выгородку для следующего номера мы поставили мгновенно, я сел к музыкальному центру. Этюд начался. Пока он шел, я мысленно переворошил свои диски. У меня их целый чемодан. Что подойдет для чеховского "Ваньки"? Рассказ трагический, зимний, хотя, казалось бы, смешной. Но от этого смеха на стенку лезть хочется. Ага. Я мысленно прослушал вступление. Вот это подойдет, пожалуй. Заунывный вой вьюги, переходящий в классическую музыку (Чайковский, Скрябин? уже не помню). Да, это хорошо. * * * Это был первый показ самостоятельных работ нашего курса. Заявок было так много, что преподаватели посовещались с мастером, и тот выделил нам два дня. То есть, мы показывали самостоятельные отрывки два дня подряд.