— Дим, привет! Пришел ДНК тест. Ни капли еврейской крови, — написала в какой-то момент мама. — Может ты остановишь работу агентства, если они еще работают? Денег сэкономишь. Агентство в какой-то момент окончательно перешло в режим нерадивого сотрудника, делающего строго то, что ему скажут и ни шагу больше. Я долго отказывался признавать, что этому упражнению пришел конец. Мучал выданных мне исследователей вопросами и предложениями, но безрезультатно — никакой мотивации заниматься исключительно сложным случаем у сотрудников не осталось. Мама при этом живо интересовалась процессом и просила переслать ей найденные подробности жизни дедушки — оказалось, что и для нее там было что-то новое. Я отправлял ей немногочисленные отчеты, и, благодаря этим поискам мы несколько раз говорили про историю ее приемных родителей. Мама напомнила имена братьев и сестер дедушки с бабушкой, их детей и внуков, и я добавил их в дерево. Несмотря на неизменную позицию «по ключевому вопросу», было приятно видеть, что маме не все равно. На фоне многолетнего радикального отрицания всего, что касалось исследования прошлого, каждый случай такого небезразличия отзывался внутри простодушной улыбкой и теплом. В завершение работы агентство распечатало и прислало в очень красивой упаковке описание результатов поиска. Запомнилось генеалогическое дерево, отрисованное на ватмановском листе, поверх растянутой сверх всякой меры растровой виньетки, похожей на дешевую плитку в ванной. Ни одного нового человека, только те, кто уже были в моем дереве на MyHeritage. «Интересно, что хочет сказать мне Вселенная?» — думал я, смотря на этот вопиюще некачественный по исполнению и формальный по сути артефакт, невольно ставший точкой в работе конкретных исследователей. Результаты ДНК-теста мамы оказались на удивление красноречивыми. Теперь, вне всяких сомнений, каких бы родственников я ни нашел дальше «по Американской линии», это будут однозначно родственники по отцу. Определенность ставила в тупик — я совершенно не привык к такой однозначности и какое-то время искренне недоумевал. Состояние колебалось от «что с этим теперь делать» до «а так можно было?» — Хэрриет, Дэн, мне удалось договориться с мамой, чтобы она сдала тест, и теперь я знаю, что мы с вами пересекаемся через моего отца, все мои еврейские гены от него, — в какой-то момент написал я скорее из желания поделиться прогрессом, чем в надежде на какие-то новости. Хэрриет ответила на удивление быстро и развернуто. Писала, что помнила наши разговоры и ходила в архивы поискать новых данных про своего дядю. Того самого, который участвовал во Второй мировой. Что нашла документы, которые подтверждали, что дядя не был даже близко к России, был ранен и после восстановления на фронт не возвращался. Она высказывала все эти мысли и раньше, но меня поразил тот факт, что после нашей прошлой переписки, она потратила время на внимательное изучение документов. — Спасибо за разговор, — писала Хэрриет, — у нас в семье было гораздо больше памяти про итальянский род моего отца. Винкельштейны, предки матери с еврейскими корнями, почему-то никогда не удостаивались такого внимания. Я с большим удовольствием посидела в архивах и теперь вижу, как мало про эту часть семьи знала раньше. — Сожалею, что не могу подсказать тебе ничего определенного. Попробуй поискать в бывшей Бессарабии, — в заключение предлагала кузина так, как будто это была до сих пор сохранившаяся крошечная деревня, где все всех знают и помнят. Бессарабия… А можно хоть какую-нибудь подсказку, пожалуйста, что там искать? #кристиан #генеалогия