Как-то после ретрита, посвященного детско-родительским отношениям, мне очень захотелось погулять по улицам, где прошло мое детство. Я попросил маму съездить со мной, она была удивлена, но согласилась, позвала за компанию мою сестру, та взяла собаку, мы загрузили полную машину вещей «давно пора отвезти на дачу» и поехали в Рязань. Приехать в город, где ты вырос, а после не был двадцать лет — то еще приключение. Помнить, как выглядит каждый закоулок и не находить почти ничего в том самом виде вполне предсказуемо, но от этого ничуть не менее шокирующе. Несколько часов прогулок по улицам прошли с полным ощущением картинки в картинке — глаза видели реальность, а память накладывала поверх очень точно синхронизированные образы из давно ушедшего времени. Закрываешь глаза — очень четкая картинка из детства, цветная и с запахами. Открываешь глаза — не понимаешь, почему тебе показывают все то же самое, но безвозвратно изменившееся. Другие двери на знакомых подъездах. Совсем новые дома на месте пустырей, где мы жгли костры и строили шалаши. Машины на месте качелей, с которых мы прыгали, раскачиваясь посильнее, а самые дерзкие крутили «солнышко», пока сердобольные бабушки не доканали ЖЭК, и какой-то рабочий не приварил сверху перекладину. Застроенная площадь перед Домом Культуры, где был фонтан, в котором я запускал подводную лодку на батарейках, подаренную дедушкой. Время прошло, все изменилось и стало чужим. Сначала было удивительно, потом отчаянно тоскливо, а потом вдруг пришло осознание, что я сам изменился тоже. Нет не только того города, меня того тоже больше нет. Вдруг стало спокойнее — это не меня не пускают в детство, это время прошло, все выросли, и теплые образы остались лишь в памяти. Мы побродили по городу и поехали на кладбище. Дедушка с бабушкой похоронены порознь — нежданная возможность побыть с каждым из них по отдельности. На могиле дедушки меня поразило количество цветов. Простых, полевых и неприметных. Они росли повсюду, стараясь заполнить каждый кусочек земли вокруг могилы. Пока я сидел, рассматривая памятник и ведя какой-то мысленный диалог, меня переполняли любовь и благодарность. Каково же было мое удивление, когда на могиле бабушки я встретил совсем другую атмосферу. Строгим, казалось, был сам воздух, участок выглядел по-степному сухим, а внутри место откликалось неожиданными оттенками обиды и вины. Это никак не согласовывалось с отношением ко мне бабушки, от чего еще сильнее привлекало внимание. — Мам, кажется, бабушке тут не нравится, — в какой-то момент поделился я. — Почему ее похоронили отдельно? — Жетон от дедушкиного участка куда-то пропал, а без него, как я ни билась, так и не разрешили похоронить с ним вместе, — ответила мама историей, которую я раньше не слышал. Мы сели в машину, и мама вдруг попросила завезти ее на соседнее кладбище: «давай заедем к Андрею, если хочешь, подожди нас в машине». Отчим умер, когда я уже уехал в Москву, и на его могиле я оказался впервые. Смотря на небольшой памятник, я с удивлением обнаружил, что тот, кто запомнился мне ребенку абьюзивным алкоголиком, мной взрослым воспринимался, как повеса, навсегда застрявший в угаре подросткового бунта. «Мне очень жаль», — думал я, уходя с могилы. Мы развезли все вещи, ритуально пожарили шашлык на даче и на следующий день поехали в Москву. Я спросил маму что-то про ее детство, и она начала рассказывать, что помнит про дедушку с бабушкой. Про взросление и какие-то совершенно невероятные приключения из ее студенческой жизни. Я слушал, раскрыв рот, регулярно узнавая в маминых историях себя. Не по фактическим совпадениям, конечно, по духу. По шилу, которое никак не умещается в кармане, не дает сидеть на месте, вопреки всем предостережениям толкая навстречу приключениям, тем более манящим, чем более диким и неожиданным. По вот этому вот «мам, я завтра уезжаю в поход на выходные, ты не против?», сказанному по телефону в одиннадцать лет. «Спасибо, мама, за эту неугомонность и жажду странствий», — думал я, затаив дыхание слушая очередную историю, — «мне с ними отлично живется». #городдетства #работагоря #принятие