#Екатерина_Данилова — о спектакле «Светлые души или О том, как написать рассказ» по рассказам Василия Шукшина в «Мастерской Петра Фоменко»: «Объединив сюжеты нескольких шукшинских рассказов фигурой Лектора, режиссёр Михаил Крылов дал себе возможность держаться на дистанции не столько от буквы литературного первоисточника, сколько от атмосферы созданных Шукшиным историй. Деревня в спектакле, оформленном Юлианой Лайковой в пепельно-серых тонах, остаётся умозрительным концептом и существует только в произносимых героями репликах. Чтобы зритель (здесь он заодно и слушатель, пришедший на лекцию) не забывал, что все действующие лица — плоть воображения Лектора, лица эти одеты в костюмы с чернильными надписями. Персонажи намеренно шаржированы, а свойственная прозе Шукшина тихая, растворённая между строк недосказанность, нежность, от которой хотя и “немеют зубы”, но не кричит горло, местами выражаются надрывным или натужным действием в стиле “ни слова в простоте”. Спектакль добирает лиризма только во втором отделении, когда формируются дуэты Александры Кесельман и Вениамина Краснянского и её же — с Александром Морововым. Моровов, до этого выступавший в роли того самого Лектора, скреплял сюжеты рассказов цитатами из рабочих заметок самого Шукшина и писательских записок других авторов (узнаётся, например, Рэй Бредбери). В сцене из рассказа “Светлые души” он сам становится своим персонажем — трудягой-шофёром Михайло. Было ли смешно? Было и смешно. Например, в рассказе “Версия”, героев которого — хвастуна Саньку Журавлёва и его визави Егора — играют режиссёр Михаил Крылов и Игорь Войнаровский. На сцену выезжает половина заправского грузовика, сесть в который намеренно или нет приглашается зритель из зала. Все четверо (и Лектор с ними, куда ж без него) едут проверять правдивость фантастической истории Саньки о трёх днях, проведённых в шикарной квартире директрисы городского ресторана. Рассказ заканчивается забавной и заполошной многолюдной сценой с участием манерных юношей в аристократических халатиках, растрёпанных дам в неглиже, суровых мужчин и прочая. Другая многолюдная сцена ставит в спектакле точку. Лектор окончательно становится собирательным образом автора, венчая собой почти монументальную композицию, в основании которой располагаются его персонажи. Не совсем шукшинские, но кажется, на стопроцентное попадание претензии и не было». Фото: Нина Железнова