Рене молчала, как и все за столом, но не отводила глаз. Натаниэль не знал, о чём она думала, жалела ли о заданном вопросе или вдруг засомневалась в собственной вере. Он просто сосредоточился на громкой музыке, схватился за неё, как за последнюю возможность остаться на поверхности и не утонуть во тьме прошлого, однако стоило Рене открыть рот, как все вокруг заглохло, позволив её словам эхом разноситься в голове Натаниэля.
— Ты не сказал, какую боль причинили тебе, когда ты потерял веру в третий раз.
Натаниэль тупо моргнул, и перед его глазами больше не было ярких огней клуба, не было разноцветных глупых костюмов, не было требовательного выражения лица Рене. Была только ночь, были брызги тёплой алой жидкости на его лице и изуродованное человеческое тело под ногами. Были руки, испачканные по локоть в крови. Был приказ и последовавший за ним оглушительный крик. Был отец, словно его собственная тень. Был Нил, взгляд которого навсегда изменился. Был Кевин Дэй, смотревший на него со страхом, а не с прежним восхищением.
Третий раз. «Ох, Рене», — мрачно подумал Натаниэль, вспоминая все те дни, когда он снова и снова давал Богу второй шанс, когда сползал по ночам с кровати и часами стоял на коленях в молитве, наивно веря, что в этот раз его точно услышат. В тот день на крыше был далеко не третий раз, когда он потерял свою веру, но без каких-либо сомнений он был последним.
Когда Натаниэль уже приготовился окончательно утонуть и отдаться в объятия прошлого, перед его лицом появилась знакомая мозолистая рука, прервавшая зрительный контакт с Рене, а на голове он ощутил ледяное, но ласковое прикосновение. Подрагивающие пальцы мягко зарылись в его волосы, после чего осторожно, но ощутимо сжали у самых корней.
— Не закрывайся, — требовательный голос Нила заставил его моргнуть и вновь обнаружить себя в компании ярких красок за столом в шумном клубе. Нил грубо схватил его за челюсть, заставив посмотреть на него. Глаза, спрятанные за линзами, горели решительным огнём и яростной злостью, направленной, наверняка, на Рене, однако Натаниэль не считал её виноватой, и уже собирался сообщить об этом, когда ещё один неожиданно тихий, почти умоляющий голос выбил весь воздух из его лёгких.
— Останься с нами, — голос Абрама дрогнул под конец, из-за чего просьбы почти растворилось в музыке, но всё равно была услышана каждым.
Натаниэль медленно повернулся к брату и на мгновение не узнал его. Вернее, узнал, но это был давно забытый, сломленный, чудом выживший Абрам, вынужденно разделённый со своими братьями. Он выглядел так, словно незамедлительно сломается, если продолжит наблюдать, как ломается сам Натаниэль.
— Конечно, — пообещал Натаниэль так быстро, как только смог, и для уверенности перехватил ладонь Абрама, крепко сжав. Он перевёл взгляд обратно на Нила и твёрдо сказал: — Я никуда не ухожу.
В конце концов он откинулся обратно на спинку стула и, наплевав на стопки, залил в себя водку прямо из бутылки. Натаниэль проигнорировал напряжённые взгляды старшекурсников, которые застали лишь конец этого неприятного разговора, и невозмутимо послал Рене извиняющуюся улыбку:
— Извини, но этого дня я не помню.
— Ничего страшного, — сдержанно ответила Рене, соглашаясь таким образом закрыть тему. — Иногда лучше не вспоминать прошлое.
— Не могу согласиться, — немедленно возразил Натаниэль, потому что никогда не мог сдержать свою упрямую натуру. — Лучше помнить абсолютно всё. Каждую деталь своей проклятой жизни, чтобы всегда помнить о мире, в котором живёшь. Иначе, когда расслабишься настолько сильно, что забудешь, боль, которая однажды непременно настигнет тебя вновь, будет вдвойне сильнее. Но об этом мы может поговорить в другой раз.
#fanfiction
