(6) Элиаде. Архетипические образы и христианская символика Не может быть и речи ни про объяснение иудео-христианской мистики посредством шаманства, ни про обнаружение «шаманских элементов» в христианстве. Но есть один столь важный пункт, что он не должен ускользнуть от нашего внимания: мистический опыт «первобытных» народов, равно как и христианская мистическая жизнь, включают в себя возврат в первозданное райское состояние. Отождествление мистической жизни с возвратом в рай не является, следовательно, преимуществом иудео-христианства, возникшего в результате вмешательства Бога в историю; это всечеловеческая «данность» непостижимой древности. Заметим еще раз, что вмешательство Бога в историю, то есть божественное Откровение, произошедшее во Времени, наследует и укрепляет вневременную ситуацию. Откровение, явленное иудео-христианству исключительно в историческом времени и уже не повторяющееся, а становящееся единственной в своем роде историей, — это Откровение сохраняется архаическим человечеством в мифах; вместе с тем как мистический опыт «первобытных» людей, так и христианская мистическая жизнь выражаются посредством одного и того же архетипа: возврата в первозданный рай. Отсюда явствует, что история — в данном случае Священная История — не ввела с собой никаких новшеств: как у «первобытных» людей, так и у христиан мы видим один и тот же парадоксальный возврат in illud tempus, «скачок назад», упраздняющий время и историю, благодаря которому осуществляется мистическое обретение рая. Из этого следует, что библейская и христианская символика, хотя и наделенные историческим, а по сути дела «провинциальным», содержанием — ибо всякая местная история провинциальна по отношению к истории всемирной, рассматриваемой во всей ее целокупности, — символика эта остается тем не менее всеобщей, как и всякая связная символическая система. Можно даже задаться вопросом, не обусловлена ли доступность христианства в первую очередь его символикой; не было ли его распространение значительно облегчено теми универсальными образами, которые оно восприняло? Ибо не-христианина волнует в первую очередь такой вопрос: по какому праву некая локальная история — история еврейского народа и первых иудео-христианских общин — может претендовать на роль образца для всей божественной манифестации в конкретном, историческом времени? Мы считаем, что уже отчасти дали ответ на этот вопрос: Священная История, даже будучи историей локальной, с точки зрения стороннего наблюдателя, является также историей образцовой, ибо она наследует и совершенствует вневременные образы.