А под конец он вообще понимает, что в общем-то всё, ему больше нечего делать, и все его существование станет вот-вот просто бессмысленным. И он, можно сказать, принял свой крест, свое распятие, оставив своим ученикам свои заповеди. Процесс уничтожения человеков запущен, он все уже давно - стадо новой власти. Что еще ему делать? И он очень умно умирает. Уезжает в какой-то город, где много всяких воров-убийц, надевает хорошие сапоги, так его за эти сапоги и убивают.
А Илья Эренбург, как новую Библию и как ученик Христа, пишет свой роман.
К слову. Хуренито просил Эренбурга( он сказал, что Айшу любит больше всех, а Эренбурга вообще не любит 🥺) обязательно вставить в биографию свою все свои юмористические шутки, ведь только юмор, анекдоты человеку и остались, и это самое ценнейшее сокровище человека. Да, пожалуй, по-другому этот роман и не вышло бы написать.
Сатира - это очень тяжело. Тут много иносказаний и тонкого смысла, ядовитой иронии над действительностью. Надо понимать изначальную точку, над которой издевается автор.
От романа я в восторге. Интересный факт: первый, кто оценил этот роман, был... Ильич. Да. Вот, кстати, что Ленин говорил Крупской после написания «Необычайных похождений Хулио Хуренито»: «Ты представляешь, наш Илья Лохматый какую книгу написал! »
В школе Лонжюмо, где Эренбург и познакомился с Лениным, у него была кличка Лохматый, так как Илья был не самым опрятным человеком.
Хулио Хуренито - не Великий Инквизитор, Хулио Хуренито - Великий Провокатор.
Да, дамы и господа, сегодня в моей читательской биографии закончилась еще одна глава - я дочитал роман Ильи Эренбурга.
Слушайте, Хулио действительно похож на Остап Бендера, только Бендер... Ну он более такой живчик, за ним как такого "конца" уследить невозможно. Это бесконечный мотор и постоянное действие, это 1000 и 1 способ легально надыбать денег. И в принципе Хулео тоже такой вот жулик, мошенник, тот еще хитрец и умнейший манипулятор.
А разлагающих человечество катаклизмах 20 века Хулио остался одним-единственным, кто сохранился в себе независимую, самостоятельную личность. А потому к нему все тянутся. И он собрал вокруг себя представителей разных наций: это мистер Куль, американец, который в жизни ценил доллар и Библию( ведь эти две вещи вечные и именно они правят миром. А вообще это прям капиталист капиталистический), Эрколе Бамбучи, типичный экспрессивный итальянец, ну просто королева драмы, африканец Айша, который толком говорить-то не умеет, но он простодушный, именно что глупый, но верный, что ему скажут те, кого он любит, как преданный пес, то он и сделает. Есть еще мистер Дэле, француз, мне он особо не запомнился, но с французов взять, в компании приствовал также и прагматичный, рациональный, бесчувственный немец - Шмидт, который все хотел подчинить логике и пользе. Ну и главный герой, сам Илья Эренбург, русский еврей. И все эти товарищи переживают сначала Первую Мировую войну, а потом и гражданскую. Сначала революцию, естественно.
Пока они все были вокруг Хуренито, в них ещё что-то оставалось от человека. А так этот роман показывает тотальное уничтожение человеческой личности, всего человечества даже, острая сатира на неспособность человека быть свободность и необходимость вечно придумывать самим же себе ярмо. Люби, конечно, никогда не признают, что самое страшное для них - свобода, и, получив ее, они будут искать себе того, кто заставит их вновь войти в систему.
Хуренито, как и Остап Бендер, не имеют как бы своих корней. Мы ничего не знаем о прошлом Хуренито, ну почти ничего, его биография написана Ильей Эренбургом, яркими фрагментами, эпизодами, которые целостного представления не дают. То же самое, к слову, и с Остапом, потому что все, что про него известно, - это то, что он сын какого-то турецкого поданного. Поэтому Хуренито свободен вообще от всех предрассудков, его ничто нигде не держит, он, скажем так, человек мир. Ему ничего не стоит назвать себя представителем Лабардии( вроде это существующее-несуществующее государство так называется, не помню), он с такой же легкостью может объявить себя наследником российской престола. И ему все поверят!
Хуренито - это новый, сатирический, бьющий по больному образ Христа 20 века. Поэтому он берет на себя роль Христа в той главе, которая отсылает нас к Великому Инквизитору Достоевского.
Этот Христос никого ничему не учит, ни чьих грехов не искупает. Я бы сказала, он треггирит самые ноющие места того общества, в которое попадает. Он вечно задает вопросы и не дает никаких ответов. И вот этот Христос блуждает по всему свету. Таков уже персонаж прозы 20 века - авантюрист, путешественник, провокатор.
Происходит война - ничего, люди сами виноваты, ну что ж, война - это им на пользу, сейчас она это все уничтожит, обличит все, что люди не хотели видеть. Я вон даже новое оружие вам придумаю, которое вы, правда, не допустите к производству, потому что оно всех убьёт.
У Хуренито нет каких взглядов, он не придерживается никакой идеологии, он не противостоит ничему, что происходит в мире, он только помогает свершится тому, что должно свершиться, потому что по большому счету ему-то попросту все равно. Он ни в чем не заинтересован. Надо жить, раз живётся. Да, он очень много философствует, однако и не учит никому своей философии. Эренбург называет его Учителем, как и ученики Христа называли его Учителем. Но в 20 веке уже другой Бог.
- Отец Филипп, пока не началась лекция,у нас в субботу зачет... Там будут какие-то вопросы... - вопрошающая неуверенно сказала последние слова, и это звучало больше как утверждение, нежели вопрос.
Лейбл нашего университета, бесподобный отец Филипп, который, по легендам отчаянных общажников, может в ночь на пост вытащить из кастрюли варящуюся курицу, если найдет, и выкинуть ее ко всем чертям( я не знаю, почему он ночью ходить по общаге...), ответил:
- Да, там будут какие-то вопросы, вы правы... Но я вам не скажу, какие
Из океана встает, престарелого мужа покинув, Светловолосая; мчит день на росистой оси. Что ты, Аврора, спешишь? Постой! О, пусть ежегодно Птицы вступают в бои, славя Мемнонову тень! 5 Мне хорошо в этот час лежать в объятиях милой, Если всем телом она крепко прижмется ко мне. Сладостен сон и глубок, прохладен воздух и влажен, Горлышком гибким звеня, птица приветствует свет. Ты нежеланна мужам, нежеланна и девам... Помедли! 10 Росные вожжи свои алой рукой натяни! До появленья зари следить за созвездьями легче Кормчему, и наугад он не блуждает в волнах. Только взойдешь - и путник встает, отдохнуть не успевший, Воин привычной рукой тотчас берется за меч. Первой ты видишь в полях земледельца с двузубой мотыгой, 15 Первой зовешь под ярмо неторопливых быков. Мальчикам спать не даешь, к наставникам их отправляешь, Чтобы жестоко они били детей по рукам. В зданье суда ты ведешь того, кто порукою связан, - 20 Много там можно беды словом единым нажить. Ты неугодна судье, неугодна и стряпчему тоже, - Встать им с постели велишь, вновь разбираться в делах. Ты же, когда отдохнуть хозяйки могли б от работы, Руку-искусницу вновь к прерванной пряже зовешь. 25 Не перечислить всего... Но чтоб девушки рано вставали, Стерпит лишь тот, у кого, видимо, девушки нет. О, как я часто желал, чтоб ночь тебе не сдавалась, Чтоб не бежали, смутясь, звезды пред ликом твоим! О, как я часто желал, чтоб ось тебе ветром сломало 30 Или свалился бы конь, в тучу густую попав. Что ты спешишь? Не ревнуй! Коль сын твой рожден чернокожим, Это твоя лишь вина: сердце черно у тебя. Или оно никогда не пылало любовью к Кефалу? Думаешь, мир не узнал про похожденья твои? 35 Я бы хотел, чтоб Тифон про тебя рассказал без утайки, - На небесах ни одной не было басни срамней! Ты от супруга бежишь, - охладел он за долгие годы. Как колесницу твою возненавидел старик! Если б какого-нибудь ты сейчас обнимала Кефала, 40 Крикнула б ночи коням: "Стойте, сдержите свой бег!" Мне же за то ли страдать, что муж твой увял долголетний? Разве советовал я мужем назвать старика? Вспомни, как юноши сон лелеяла долго Селена, А ведь она красотой не уступала тебе. 45 Сам родитель богов, чтоб видеть пореже Аврору, Слил две ночи в одну, тем угождая себе... Но перестал я ворчать: она услыхала как будто, - Вдруг покраснела... Но день все-таки позже не встал...
Знаете, Овидий крут. В "любовных эллегиях" в первой книге есть у него одна эллегия... Все мы с ней согласимся. Там он обвиняет Аврору, то есть восходящее солнце, что, мол, ты вообще зачем пришла? Мы еще не насладились всеми прелестями ночи! Мы еще не успели налюбоваться друг другом, а кто-то вообще не выспался, и теперь будет злой!
Ну это просто... За нас всех все сказал, причём цензурно и культурно.
Он вскочил, забегал по кабинету, заговорил уже без усмешки, быстро, отчаянно выкашливая слова:
– Зачем вы мне об этом говорите? Я сам знаю! Думаете – легко? Вам легко – глядеть? Им легко – повиноваться? Здесь – тяжесть, здесь – мука! Конечно, исторический процесс, неизбежность и прочее. Но кто-нибудь должен был познать, начать, встать во главе. Два года тому назад ходили с кольями, ревмя ревели, рвали на клочки генералов, у племенных коров вырезывали вымя. Море мутилось, буйствовало. Надо было взять и всю силу гнева, всю жажду новой жизни направить на одно – четкое, ясное: стой, трус, с винтовкой защищай Советы! Работай, лодырь, строй паровоз! Сейте, чините дороги, точите винты! Над теми генералами, над помещиками, подожженными в усадьбах, над прапорщиками в Мойке глумились и потом ползали на брюхе под иконами, каясь и трепеща. Пришли!.. Кто? Я, десятки, тысячи, организация, партия, власть. Сняли ответственность. Перетащили ее из изб, из казарм сюда, в эти ее исконные жилища, в проклятые дворцовые залы. Я под образами валяться не буду, замаливать грехи, руки отмывать не стану. Просто говорю – тяжело. Но так надо, слышите, иначе нельзя!..
Высунувшись, я увидел, как Учитель подбежал к нему и поцеловал его высокий, крутой лоб. Очумев от неожиданности и ужаса, я бросился бежать. Опомнился я только у кремлевских ворот, где часовой остановил меня и Хуренито, требуя пропуска.
– Учитель, зачем вы его поцеловали, от благоговения или из жалости?
– Нет. Я всегда уважаю традиции страны. Коммунисты же тоже, как я заметил, весьма традиционны в своих обычаях. Выслушав его, я вспомнил однородные прецеденты в сочинениях вашего Достоевского и, соблюдая этикет, отдал за многих и многих этот обрядный поцелуй.
Мне же очень хочется делать больше, чем под силу простому смертночу чтецу, поэтому я параллельно читаю несколько книг. Об одной из них я мельком упоминала это "Удивительные похождения Хулио Хуренито".
Минутка самолюбования. Эту книгу я успеваю читать, пока еду в метро, и такими темпами я дочитала до главы "Великий инквизитор вне легенды". Я так счастлива была, что я могу понять смысл этого. Это такая филологическая гордость.
В этой главе разыгрывается момент из главы "Великий Инквизитор", когда Иисус поцеловал инквизитора, простив его. Вообще, ведь пугает реакция инквизитора. Он отшатнулся от Христа как от прокаженного. Это полностью разрушило те столпы, на которых зиждился весь построенный инквизитором мир. Бога он не скверг, не победил, Он все еще милостив, Он все еще есть любовь.
Ну и я думала, что роль инквизитора возьмёт на себя Хулио, но этот бы чёрт так много, как инквизитор, на себя бы не взял. Он сам как Бог, точнее, нет, он черт: он тонко может сыграть с толпой и сказать ей, даже показать ей то, чем она является на самом деле, но что люди в этой толпе про себя никогда не примут.
Ну и в общем, мне просто так радостно, что, читая эту главу, я поняла отсылки. Там один красный комисар объяснял в общем-то, что, может, он и не согласен с тем, что происходит, что он так не хочет жить, но так надо. Так надо, чтобы потом было лучше. А потом Хуренито целует его в лоб.
А давайте я лучше вам покажу этот фрагмент. Мне аж стыдно, что я его пересказать не могу.
Я вот-вот уже закончу читать этот роман. И это гениально. Да-да, заезженный эпитет, набивший оскомину. Но не знаю слова, равное по значению "гениальный". Может, этот роман и не великий, но уж точно "гениальный".
Написан, кстати, за 28 дней... Достоевский бы точно оценил. Так сказать, медведь моего брата - мой брат. Очень по-русски звучит. Вообще, написать гениальную сатиру - тяжело. Это ведь не просто все обличить, но обличить с отрым умом, впрыснуть остроумного яда в каждое свое суждение, написать так, чтоб люди посмеялись, а потом ужаснулись тому, от чего смеются. Сатира - это тоже и умение заглянуть чуть-чуть вперед, предсказать, куда общество скатиться в таком состоянии.
Гениальная сатира та, которую, чтоб понять, надо хорошо значит историко-культурный контекст, надо иметь представление о состоянии умов людей того времени, надо разбираться в тонкости культуры, и не только того времени, а вообще всей культуры, от античность до современности, потому что отсылки делаются с ювелирной точностью и красотой. Написать сатиру - это как огранить алмаз. И именно так и ощущается этот роман.
Я дочитала "Маленького принца" на французском, и у меня есть теперь необычный опыт - сравнить оригинальный текст с художественным переводом. Тут стоит вспомнить замечание великолепного Евгений Жаринова, который в одном из подскатов сказал, что он, сам занимаясь переводом, знает, как врут переводчики.
Хотя относительно русского перевода я бы сказала так: очень сложно не поддаться искушению и не воспользоваться всей красотой русского языка. Вот например. В русском переводе Маленький принц свою розу все время называет своей красавицей.
Ни разу. Ни разу во французском тексте не встретилось выражение "моя красавица". Там роза - просто "ma fleur". А вот если брать главу с розами( французский и русский текст которой я криво-косо попыталась уместить на фотографии), то если в оригинале будет, допустим, просто сад, то в русский текст будет в изобилии наполнен всякими приукрасами, типа "сад с цветущими розами" и тому подобное.
Честно говоря, мне наш перевод нравится больше, чем оригинал, так как на русском это звучит красочнее и даже мелодичнее, несмотря на всю певучесть французского языка. Русский "Маленький принца" , на мой взгляд звучит серьёзнее, чем его прародитель француз. Таков уж наш язык. Не воспользоваться его возможностями переводчик не может, и получается действительно что-то своё. Это уже не совсем Экзюпери, уж точно не Антуан, а скорее Антон, потому что русской манеры писать книги много, она превалирует над французской поэтикой.
Теперь буду читать про тайны Арсена Люпена. Чувствую, французская литература, если не считать русскую, которая уже в днк моей крови, будет для меня наилюбимейшей.
Я, конечно, не мастер делать красивые фотографии( только если на мою любимую Корнелию... Ах, как сладко понимать, что эту отсылку во всем мире поймет только один-единственный человек...), но зато тут вся суть - две книги, одна на французском, другая на русском. И сейчас мы об этом поговорим.
Все так просто и так сложно. Ладно, посмотрим, как это покажут в театре. Играть там будет тот же актер, который играл Ивана Карамазова. Подозреваю, какая у него там будет роль. Интересно безумно. Ну, покажу вам все!
11 декабря будет очень замечательный день. Я опять иду в театр! Я так счастлива, что у меня есть возможность бывать в храме Диониса( ох уж мне эти греческие боги, начиталась своей античности) чаще, чем несколько раз в месяц. Так вот, меня пригласили на спектакль по притче Толстого "Чем люди живы".
Конечно, любовью, конечно Толстой об этом сразу говорит в многочисленных эпиграфах к притче, но... Читаешь сначала, и вроде все хорошо, ждешь чего-то такого, что будет и трогательно, и одновременно так простодушно и понятно.
А на самом деле притча пропитана ужаснейшим страхом смерти, ужасом перед небытьем, боязни потерять Бога и остаться одному. Читаешь - а вдруг жутко становится. И языком это таким... добрым, я бы сказала, написано, а оттого все эти мучения так резонансно выделяются. Тут наравне с любовью есть смерть, и если не смерть, которой Толстой боится, то любовь, а любовь и есть наша жизнь, потому что без любви мы мертвы, потому что Бога в нас нет. Я ведь и не могу утверждать, что "Бога" тут непременно по-христиански надо понимать. Это просто жизнь, способность заботиться о других и творить, созерцать прекрасное и ему служить, самоотдачу миру давать, не ожидая, что-то придет взамен, а оно придет, и ты даже не будешь подозревать, как это тебя наполнит и подарит смысл.
Ангел Михаил Бога ослушался: не смог забрать душу у одной матери. Муж умер, родилось двое детей, попросила ангела душу ей оставить, чтоб детей вырастить. Ну и поплатился за это ангел. Мать, умирая, упала на девочку, придавила ей ногу. Чувствуете, как жутко, как страшно, как это без прикрас написано? И ангел на землю упал, человеком стал, и надо было ему три истины божьих узнать, чтоб его Бог простил. Сюжет в принципе не особо интересно будет пересказывать, наверное.
Мы не властны над своей жизнью и не знаем, что нам для "тела" надо, у нас один долг - любить, а если любишь, что в нас есть Бог, и все, разумеется, понятно. Пугает в этой притче страх толстовский перед смертью, оттого понимаешь, почему важно все то, к чему призывает Толстой.
Была фраза в спектакле по Карамазовым, ее старей Зосима сказал в конце: "Твори дела любви даже и без любви". И вопрос: это вообще как? Тебе надо приютить сироток - это дело любви безусловно, человеческой любви. А как это, допустим, сделать можно без любви? Помня свой долг человеческий? Это, получается, делом добиваться в себе того состояния, когда из любви все делать будешь? Ведь если, по Толстому, да и Библии тоже, Бог есть любовь, то, совершая дела любви без любви, ты совершаешь их без Бога? В таком случае должно быть велико искушение.
Герой, сапожник Семен, мимо часовенки шел, где этот ангел в виде человека сидел, сидел он полностью голый. Сначала Семен не хотел помогать, мол, проблем не оберешься, а если это пьяница, так и вообще убьёт. Мимо прошёл. А потом совесть его замучила. Вернулся к этому обнаженному ангелу, не зная, что это ангел, и любовь в нем, кажется, тогда-то именно и проснулась, и ангел ему в тот момент улыбнулся.
Примечательно, что сам ангел, когда увидел идущего Семена, сам от него отвернулся и был уверен, что человек мимо него пройдёт, ведь человек сейчас о своей безопасности думает, куда ему думать о другом? То есть сам ангел человека испугался и не ждал от него дела любви. И оно изначально-то было по совести сделано, а потом любовью стало. Чтобы дела любви делать, человек себя должен побороть, и сначала, видимо, себя преодолевая это делать, а потом любовь придет. За всех любовь и за каждого и к каждому. Я не знаю. И притча не такая простая, если начать разбираться.
Мне даже бабушка вчера сказала, что мы все делаем в этой жизни по любви. И вправду, ничего нельзя делать, если не любишь, ты только в минус уйдёшь. А если любишь, то готов на жертвы и на подвиги, потому что у тебя состояние духа другое. Ты готов отдавать и не думаешь о том, что получишь взамен, а получаешь больше, чем мог бы получить, если бы надеялся заведомо на что-то.
Мне очень льстит, что многие подумали про 20 век. Это вызывает во мне гордость за того поэта, чей след должен был остаться и в моем канале тоже. Да и не поэта вовсе, а поэтессы! И не совсем 20 века, здесь погрешность на 100 лет.
Эта служительница муз - моя подруга иодногруппница, Ульяна Фроловская! Да-да, та самая барышня, которая является прототипом для моей художественной Ульяны Александровны.
У этой прекрасной поэтессы есть ещё много стихотворений. О любви, например ( хотя давайте признаём, все пишут либо о любви, либо о войне). И что-то такое же обличительно-строгое. Ну все в лучших лермонтовских традициях. Я думала, уж кто-нибудь точно предположит, что это Лермонтов! Но Гоголь был тоже неожиданным кандидатом на авторство.
Стихотворение подобного рода я прочитаю на литературном вечере в следующее воскресенье. Там же прозвучит и любовная лирика. Так что в Кантоне Уре вы еще услышите голос нового солнца современной поэзии!
И каждого я горячо благодарю за участие в этом эксперименте! ✨ Было очень любопытно читать ваши ответы.
Дамы и господа, сегодня вместо субботнего литературного вечера будет кое-что другое. Я хочу провести литературоведческий эксперимент, и он без вашего участия не получится!
Сейчас я прочитаю одно стихотворение. Mon ami, пожалуйста, напишете под одним из следующих постов, как вы думаете, какой это поэт? К какому веку относится это стихотворение?
Пишите, как думаете и что думаете. Пишите ваши эмоции и мысли. Это очень важно! Главные участники моего эксперимента - вы.