Он вскочил, забегал по кабинету, заговорил уже без усмешки, быстро, отчаянно выкашливая слова:
– Зачем вы мне об этом говорите? Я сам знаю! Думаете – легко? Вам легко – глядеть? Им легко – повиноваться? Здесь – тяжесть, здесь – мука! Конечно, исторический процесс, неизбежность и прочее. Но кто-нибудь должен был познать, начать, встать во главе. Два года тому назад ходили с кольями, ревмя ревели, рвали на клочки генералов, у племенных коров вырезывали вымя. Море мутилось, буйствовало. Надо было взять и всю силу гнева, всю жажду новой жизни направить на одно – четкое, ясное: стой, трус, с винтовкой защищай Советы! Работай, лодырь, строй паровоз! Сейте, чините дороги, точите винты! Над теми генералами, над помещиками, подожженными в усадьбах, над прапорщиками в Мойке глумились и потом ползали на брюхе под иконами, каясь и трепеща. Пришли!.. Кто? Я, десятки, тысячи, организация, партия, власть. Сняли ответственность. Перетащили ее из изб, из казарм сюда, в эти ее исконные жилища, в проклятые дворцовые залы. Я под образами валяться не буду, замаливать грехи, руки отмывать не стану. Просто говорю – тяжело. Но так надо, слышите, иначе нельзя!..
Высунувшись, я увидел, как Учитель подбежал к нему и поцеловал его высокий, крутой лоб. Очумев от неожиданности и ужаса, я бросился бежать. Опомнился я только у кремлевских ворот, где часовой остановил меня и Хуренито, требуя пропуска.
– Учитель, зачем вы его поцеловали, от благоговения или из жалости?
– Нет. Я всегда уважаю традиции страны. Коммунисты же тоже, как я заметил, весьма традиционны в своих обычаях. Выслушав его, я вспомнил однородные прецеденты в сочинениях вашего Достоевского и, соблюдая этикет, отдал за многих и многих этот обрядный поцелуй.
Мне же очень хочется делать больше, чем под силу простому смертночу чтецу, поэтому я параллельно читаю несколько книг. Об одной из них я мельком упоминала это "Удивительные похождения Хулио Хуренито".
Минутка самолюбования. Эту книгу я успеваю читать, пока еду в метро, и такими темпами я дочитала до главы "Великий инквизитор вне легенды". Я так счастлива была, что я могу понять смысл этого. Это такая филологическая гордость.
В этой главе разыгрывается момент из главы "Великий Инквизитор", когда Иисус поцеловал инквизитора, простив его. Вообще, ведь пугает реакция инквизитора. Он отшатнулся от Христа как от прокаженного. Это полностью разрушило те столпы, на которых зиждился весь построенный инквизитором мир. Бога он не скверг, не победил, Он все еще милостив, Он все еще есть любовь.
Ну и я думала, что роль инквизитора возьмёт на себя Хулио, но этот бы чёрт так много, как инквизитор, на себя бы не взял. Он сам как Бог, точнее, нет, он черт: он тонко может сыграть с толпой и сказать ей, даже показать ей то, чем она является на самом деле, но что люди в этой толпе про себя никогда не примут.
Ну и в общем, мне просто так радостно, что, читая эту главу, я поняла отсылки. Там один красный комисар объяснял в общем-то, что, может, он и не согласен с тем, что происходит, что он так не хочет жить, но так надо. Так надо, чтобы потом было лучше. А потом Хуренито целует его в лоб.
А давайте я лучше вам покажу этот фрагмент. Мне аж стыдно, что я его пересказать не могу.
Я вот-вот уже закончу читать этот роман. И это гениально. Да-да, заезженный эпитет, набивший оскомину. Но не знаю слова, равное по значению "гениальный". Может, этот роман и не великий, но уж точно "гениальный".
Написан, кстати, за 28 дней... Достоевский бы точно оценил. Так сказать, медведь моего брата - мой брат. Очень по-русски звучит. Вообще, написать гениальную сатиру - тяжело. Это ведь не просто все обличить, но обличить с отрым умом, впрыснуть остроумного яда в каждое свое суждение, написать так, чтоб люди посмеялись, а потом ужаснулись тому, от чего смеются. Сатира - это тоже и умение заглянуть чуть-чуть вперед, предсказать, куда общество скатиться в таком состоянии.
Гениальная сатира та, которую, чтоб понять, надо хорошо значит историко-культурный контекст, надо иметь представление о состоянии умов людей того времени, надо разбираться в тонкости культуры, и не только того времени, а вообще всей культуры, от античность до современности, потому что отсылки делаются с ювелирной точностью и красотой. Написать сатиру - это как огранить алмаз. И именно так и ощущается этот роман.
Я дочитала "Маленького принца" на французском, и у меня есть теперь необычный опыт - сравнить оригинальный текст с художественным переводом. Тут стоит вспомнить замечание великолепного Евгений Жаринова, который в одном из подскатов сказал, что он, сам занимаясь переводом, знает, как врут переводчики.
Хотя относительно русского перевода я бы сказала так: очень сложно не поддаться искушению и не воспользоваться всей красотой русского языка. Вот например. В русском переводе Маленький принц свою розу все время называет своей красавицей.
Ни разу. Ни разу во французском тексте не встретилось выражение "моя красавица". Там роза - просто "ma fleur". А вот если брать главу с розами( французский и русский текст которой я криво-косо попыталась уместить на фотографии), то если в оригинале будет, допустим, просто сад, то в русский текст будет в изобилии наполнен всякими приукрасами, типа "сад с цветущими розами" и тому подобное.
Честно говоря, мне наш перевод нравится больше, чем оригинал, так как на русском это звучит красочнее и даже мелодичнее, несмотря на всю певучесть французского языка. Русский "Маленький принца" , на мой взгляд звучит серьёзнее, чем его прародитель француз. Таков уж наш язык. Не воспользоваться его возможностями переводчик не может, и получается действительно что-то своё. Это уже не совсем Экзюпери, уж точно не Антуан, а скорее Антон, потому что русской манеры писать книги много, она превалирует над французской поэтикой.
Теперь буду читать про тайны Арсена Люпена. Чувствую, французская литература, если не считать русскую, которая уже в днк моей крови, будет для меня наилюбимейшей.
Я, конечно, не мастер делать красивые фотографии( только если на мою любимую Корнелию... Ах, как сладко понимать, что эту отсылку во всем мире поймет только один-единственный человек...), но зато тут вся суть - две книги, одна на французском, другая на русском. И сейчас мы об этом поговорим.
Все так просто и так сложно. Ладно, посмотрим, как это покажут в театре. Играть там будет тот же актер, который играл Ивана Карамазова. Подозреваю, какая у него там будет роль. Интересно безумно. Ну, покажу вам все!
11 декабря будет очень замечательный день. Я опять иду в театр! Я так счастлива, что у меня есть возможность бывать в храме Диониса( ох уж мне эти греческие боги, начиталась своей античности) чаще, чем несколько раз в месяц. Так вот, меня пригласили на спектакль по притче Толстого "Чем люди живы".
Конечно, любовью, конечно Толстой об этом сразу говорит в многочисленных эпиграфах к притче, но... Читаешь сначала, и вроде все хорошо, ждешь чего-то такого, что будет и трогательно, и одновременно так простодушно и понятно.
А на самом деле притча пропитана ужаснейшим страхом смерти, ужасом перед небытьем, боязни потерять Бога и остаться одному. Читаешь - а вдруг жутко становится. И языком это таким... добрым, я бы сказала, написано, а оттого все эти мучения так резонансно выделяются. Тут наравне с любовью есть смерть, и если не смерть, которой Толстой боится, то любовь, а любовь и есть наша жизнь, потому что без любви мы мертвы, потому что Бога в нас нет. Я ведь и не могу утверждать, что "Бога" тут непременно по-христиански надо понимать. Это просто жизнь, способность заботиться о других и творить, созерцать прекрасное и ему служить, самоотдачу миру давать, не ожидая, что-то придет взамен, а оно придет, и ты даже не будешь подозревать, как это тебя наполнит и подарит смысл.
Ангел Михаил Бога ослушался: не смог забрать душу у одной матери. Муж умер, родилось двое детей, попросила ангела душу ей оставить, чтоб детей вырастить. Ну и поплатился за это ангел. Мать, умирая, упала на девочку, придавила ей ногу. Чувствуете, как жутко, как страшно, как это без прикрас написано? И ангел на землю упал, человеком стал, и надо было ему три истины божьих узнать, чтоб его Бог простил. Сюжет в принципе не особо интересно будет пересказывать, наверное.
Мы не властны над своей жизнью и не знаем, что нам для "тела" надо, у нас один долг - любить, а если любишь, что в нас есть Бог, и все, разумеется, понятно. Пугает в этой притче страх толстовский перед смертью, оттого понимаешь, почему важно все то, к чему призывает Толстой.
Была фраза в спектакле по Карамазовым, ее старей Зосима сказал в конце: "Твори дела любви даже и без любви". И вопрос: это вообще как? Тебе надо приютить сироток - это дело любви безусловно, человеческой любви. А как это, допустим, сделать можно без любви? Помня свой долг человеческий? Это, получается, делом добиваться в себе того состояния, когда из любви все делать будешь? Ведь если, по Толстому, да и Библии тоже, Бог есть любовь, то, совершая дела любви без любви, ты совершаешь их без Бога? В таком случае должно быть велико искушение.
Герой, сапожник Семен, мимо часовенки шел, где этот ангел в виде человека сидел, сидел он полностью голый. Сначала Семен не хотел помогать, мол, проблем не оберешься, а если это пьяница, так и вообще убьёт. Мимо прошёл. А потом совесть его замучила. Вернулся к этому обнаженному ангелу, не зная, что это ангел, и любовь в нем, кажется, тогда-то именно и проснулась, и ангел ему в тот момент улыбнулся.
Примечательно, что сам ангел, когда увидел идущего Семена, сам от него отвернулся и был уверен, что человек мимо него пройдёт, ведь человек сейчас о своей безопасности думает, куда ему думать о другом? То есть сам ангел человека испугался и не ждал от него дела любви. И оно изначально-то было по совести сделано, а потом любовью стало. Чтобы дела любви делать, человек себя должен побороть, и сначала, видимо, себя преодолевая это делать, а потом любовь придет. За всех любовь и за каждого и к каждому. Я не знаю. И притча не такая простая, если начать разбираться.
Мне даже бабушка вчера сказала, что мы все делаем в этой жизни по любви. И вправду, ничего нельзя делать, если не любишь, ты только в минус уйдёшь. А если любишь, то готов на жертвы и на подвиги, потому что у тебя состояние духа другое. Ты готов отдавать и не думаешь о том, что получишь взамен, а получаешь больше, чем мог бы получить, если бы надеялся заведомо на что-то.
Мне очень льстит, что многие подумали про 20 век. Это вызывает во мне гордость за того поэта, чей след должен был остаться и в моем канале тоже. Да и не поэта вовсе, а поэтессы! И не совсем 20 века, здесь погрешность на 100 лет.
Эта служительница муз - моя подруга иодногруппница, Ульяна Фроловская! Да-да, та самая барышня, которая является прототипом для моей художественной Ульяны Александровны.
У этой прекрасной поэтессы есть ещё много стихотворений. О любви, например ( хотя давайте признаём, все пишут либо о любви, либо о войне). И что-то такое же обличительно-строгое. Ну все в лучших лермонтовских традициях. Я думала, уж кто-нибудь точно предположит, что это Лермонтов! Но Гоголь был тоже неожиданным кандидатом на авторство.
Стихотворение подобного рода я прочитаю на литературном вечере в следующее воскресенье. Там же прозвучит и любовная лирика. Так что в Кантоне Уре вы еще услышите голос нового солнца современной поэзии!
И каждого я горячо благодарю за участие в этом эксперименте! ✨ Было очень любопытно читать ваши ответы.
Дамы и господа, сегодня вместо субботнего литературного вечера будет кое-что другое. Я хочу провести литературоведческий эксперимент, и он без вашего участия не получится!
Сейчас я прочитаю одно стихотворение. Mon ami, пожалуйста, напишете под одним из следующих постов, как вы думаете, какой это поэт? К какому веку относится это стихотворение?
Пишите, как думаете и что думаете. Пишите ваши эмоции и мысли. Это очень важно! Главные участники моего эксперимента - вы.
Думаю о театральных образах Ивана Карамазова и Николая Ставрогина.
Вообще, линия с Лешей достаточно скучная была, его линию вывозили другие персонажи: Грушенка, Дмитрий, Миусов, который по совместительству и Григорий Васильевич, и пан. А сам он то в шоке стоит на все смотрит, то в восторге кричит на кого-то и просит кого-либо из брата не обижать. А, ну и, конечно, Леша интересен тогда, когда с ним Иван. В принципе он в взаимодействии с Смердяковым было самое сильное в спектакля, это реально в экстаз вводило.
В принципе Иван... Он живой, в нём есть хотя бы даже любовь, он борется, размышляет, в нем не нарушена способность эстетического восприятия реальности. А Ставрогин, боюсь, внешне не особо экспрессивен. Ведь мы видим просто маску, а такой яркий образ получается засчет других персонажей. Особенно сильно он выделяется на фоне Верховенского, для которого созданный же им самим образ Ставрогина является главным аспектом его теории. Когда я была в театре на Малой Бронной на спектакле "Бесы", то Ставрогин так был никакой, откровенно говоря. Он говорил умирающим голосом, без эмоций как будто. Словно действительно труп на сцену вышел. Наверное, в жизни Ставрогин выглядит бы именно так, а не как в сериале 2014 образа, ведь на такого мертвеца было бы скучно смотреть. Но именно в театре образ Николая Всеволодовича наиболее приближен к реальности - ему уже все равно, он - фарфоровое извояние. Только у Тихонова, возможно, наиболее сильно мог проявиться Ставрогин, потому что Тихон надавил ему на болевые точки.
Достоевский не раз подчеркивал, что у Ставрогина неподвижное лицо. Он весь такой. Осталась внешняя оболочка, в которой - разложивший морально человек хранится. А Иван, он другой. Он способен на многое, он может мыслить и действовать, искать правду. Его Бог не оставил, он не бросает ему вызов и сам не хочет от него отвернуться, как Ставрогин.
Все больше и больше мне нравится Иван. Все-таки да.... Ставрогин для меня с ним и рядом не стоит.
Шла я долго и думала, очень долго, аж два круга вокруг дома навернула. И в общем-то либо ум за разум зашёл, либо я всамделешную( интересное слово, если в нужном месте его поставить, то как будто это своеобразная игровая интонация получается) теорию придумала.
Мне моя одна одногруппница, которая знакома с одной студенткой юристкой первого курса, рассказала, что эти будущие служители Фемиды каким-то образом юридически оправдали Раскольникова. Мол, бабка-то тоже "тяжелый криминальный элемент", но уж почему она такой criminal я сейчас сформулировать не могу. Суть в том, что Родька-то хорошее дело сделал - очистил мир от такой вот плохой старухи, которая сама закон нарушала. И я вот думаю - как?! То есть, конечно, нравственно его никак не оправдать, он переступил черту морали, а вот юридически... Он убил, получается, такого же преступника, как и он сам? Чащи весов справедливости равны? За то, чтобы общество облегчить от такого элемента, нужно совершить такое тяжкое преступление?
И меня эта мысль как схватило мертвой хваткой, так и не отпускает, зараза! А что, если Раскольников в данном случае выступал как бы правосудием Божьим? Он взял на себя эту мученическую роль - убить эту язву, но поплатиться за эту. Такую ответственность на себя не взял бы никто, кроме Раскольникова.
Хотя это уже, скорее, побочные теории... Потому что, ясен день, не имел он право брать на себя роль Бога, потому что только Он может решать, чью жизнь забрать и когда. Тем не менее... Посмотрим с чисто житейской, ну скажем даже практической стороны, стало ли кому-то хуже, что бабки этой нет? Наверное, для многих это убийство - облегчение. Но какой ценой, так сказать. Что это было? Что-то свыше на эту теорию натолкнуло Раскольникова? Было ли это для него испытание, посланное Богом, было ли это величайшее искушение, чтобы он преобразился и стал достойным Его? И прошёл ли он это испытание? Можно ли сказать, что Родион действительно уверовал? Как будто сказать это можно с натяжкой, ведь он все еще думал на каторге, что правильно сделал, что бабку зарубил, сожалел же о том, что он ошибся, что он - вошь, а не тот, кто право имеет. Но Раскольников это право пытался себе выгрызть. Мог бы он, например, дальше по мученичкскому пути пойти? Вряд ли, своему искушение он противостоять не в силах и вряд ли бы смирился со своим поражением. А попытался бы ли он через мученический путь достичь этого права, то есть достичь права другим путем, более, если можно так выразиться, богоугодным путем?
Я очень люблю "Преступление и наказание" ( хотя в последнее время "приступ лени и наказание" звучит более актуально) и, быть может, я потом эти мысли разовью в какой-нибудь статье... Я же не зря учусь на филолога. Я надеюсь...🥹
Какие же эти римляне конченные, блин! Я давненько с таким шоком ничего не читала. Я, например, себе плохо представляла, что такое за явление Нерон. Забавно, конечно, что он так любил всякие представления и ему удовольствие доставляло стихо читать. Честно говоря, все эти потерявшие связь с головой товарище слились у меня в сознании в одного огромного Римского Тирана. Потому что в принципе жестокости они творили относительно одинаковые: убивать, казнить( разных людей, разными вариантами, там прям и Иван Грозный бы позавидовался и читал бы, слюнями от восторга обливаясь), ненавидеть и всех подозревать. И начинали они все примерно одинаково: сначала такие хорошенькие, и народ их любит, а потом - опа! И он превращается в того еще черта.
Мне запомнилось, как описывалось становления императора Клавдия. Когда прошлого императора убивали, Клавдий что-то куда-то во дворце убежал, спрятался за дверь или что-то подобное, а его стража нашал, и такая: о, новый император.
А еще все эти римляни безумно суеверные. Восхождение их как великих императоров всякие предзнаменования обещали и падение их тоже можно было предугадать по ударивший молнии в дерево или по тому, что орел что-то у кого-то скомуниздил.
Кстати, про Калигулу и коня ничего не было. Ну а так, действительно интересно. И ведь не надоедает читать, хотя ты почти ничего не понимаешь и при том все происходит по одной и той же схеме.
Короче, не жалею, что прочитала. Жалею только о том, что пришлось это читать в таком быстром темпе.
Я вот никогда не читала такого, чтоб вот настолько с чувством и настолько глубоко и умно... Чехов бы поаплодировал. Толстой бы нервно щипал себя за бороду.
Хлыщ {*}, говорят, захотел на Пимплейскую гору подняться {**}, Вилами Музы сейчас сбросили сверху его {***}.
Перевод А. Фета
{* В подлиннике назван непристойным словом. Гора и источник Пимплеи у склона Олимпа были посвящены музам. * Катулл, видимо, имел в виду Мамурру, одного из сторонников Цезаря. Поэт смеется над его попытками проявить себя в области поэзии.}
Катулл.
(П. С. как думаете, что за неприличное слово было в оригинале?) 🤔