Кранцбихльхофф. Кранц-бихль-хофф. Изумительное место на самой границе Австрии с Германией встретило нас непроизносимым с первой (со второй и даже с третьей) попытки названием, образцовыми в своей пасторальной красоте пейзажами, последними днями яркой альпийской осени и тренинговым залом, где нам предстояло провести следующую неделю, больше похожим на сказочный аквариум, благодаря своим полностью стеклянным стенам, смотрящим на лес и горы. Всю неделю через эти огромные окна в пол природа участвовала в происходящем с нами, как по сценарию идеально вовремя меняя погоду и целые сезоны. Бабье лето, солнце, иней, листопад, дождь и снег, штормы, ветры и затишья казались заранее срежиссированными специально для того, чтобы двадцать четыре человека, договорившихся не рассказывать друг другу ничего про себя кроме имен, смогли как можно более полно погрузиться в происходящее и в течение недели прожить каждый свою собственную трансформацию внутри общего для всех Процесса. — Простите, но я не могу отказаться от спорта на целую неделю, это важная часть меня, — поднял я руку в самом начале, когда обсуждались общие правила. — Тогда ты не сможешь пройти дальше, — очень просто сказала Даша. — Я понимаю, но что мне делать с сопротивлением? — не унимался я в надежде, что проговаривание совершит чудо и неприятное состояние поскорее пройдет. Было понятно, что правила придуманы не зря, но раздражение никуда не уходило и мешало сидеть спокойно. — Пока просто наблюдай, дальше будем с этим работать. “Легко сказать!” — подумал я, но вслух сказал “спасибо” и пошел наблюдать. Просторы моего бессознательного всегда были излюбленным местом уединения, а разнообразная терапия, тантра и теория внутренних семей за годы практики помогли мне научиться значительно лучше выстраивать отношения с жителями моего «Дима-парка». Населяющие его гротески определенных ролей или поведений отлично умели прятаться от внимания, но, однажды признанные, открывались для диалога и становились бесценным источником инсайтов. Моя внутренняя еврейская бабушка, например, возникшая из целого набора гиперопекающих и тревожно-заботливых частей и не существовавшая в моем реальном детстве, сейчас занимает настолько гармоничное место в моем внутреннем мире, что хорошо известна моим близким и большинству друзей, благодаря ее комментариям о необходимости поесть и надеть шапку. Знакомство часто начиналось с какой-то гипертрофированной, чрезмерной реакции на внешнее событие. Вспышка эмоции, как сигнальная ракета показывала, куда именно в чаще внутреннего мира надо посветить фонариком внимания.