Не очень толстый документ поражал в первую очередь тем, что давал возможность посмотреть на всю известную картину целиком. Сосредоточившись на известных американских родственниках, Никита собрал воедино все детали. Вырезки из архивов, сопоставления имен, дат и мест с культурными традициями, имеющимися фактами биографий и ДНК-аналитикой на глазах превращали красивый образ из калейдоскопа во все лучше различимые очертания карты сокровищ. Неполной, с большим количеством белых пятен и допущений, но уже дающей в руки несколько основных гипотез вместе со способами их проверки. Отчет убедительно давал понять, что мое появление от какого-то заблудшего американского военного непосредственно из ветки Хэрриет наименее вероятно, и есть куда более перспективные гипотезы для дальнейшей разработки. Помня, как решительно Хэрриет среагировала на эту идею и как категорично отказывалась обсуждать ее с детьми своего дяди, я выдохнул. Мне все еще мог помочь ДНК-тест хасида Акивы, и теперь я мог к нему прийти с куда более простой историей, чем «давай проверим, вдруг я твой сводный брат». Ветка Хэрриет была первой, которую я нашел, сама Хэрриет поделилась многими ценными знаниями и помогла мне сдвинуться с мертвой точки — мне было очень приятно думать, что одна из возможных точек напряжения снялась, и мои шансы выстроить общение с другими представителями ее части рода возросли. И да, в отчете были Рабиновичи. Покрывающая несколько поколений ветка была аккуратно отрисована неким Джофри Рабиновичем на Ancestry и, в сочетании с заметным пересечением наших геномов, позволяла предположить, что Джофри — пусть и более далекий, но тоже родственник. Открытие было тем интереснее, что, исходя из процентов пересечения ДНК, наше родство начиналось на одно поколение раньше, чем с Дэном и Хэрриет. Это косвенно подтверждало гипотезу, что семья Винкельштейнов была куда шире, чем Мэри и Гарри, и пусть немного, но увеличивало шансы найти родню по нашу сторону океана. Перечисляя другие шаги, необходимые для продолжения исследования, Никита предлагал все таки разобраться в путанице с датой рождения на надгробии Мэри, а также найти способ получить фотографию камня Гарри. Наиболее перспективные гипотезы строились на том, что семья в момент эмиграции в Штаты разделилась, и «на родине» остались какие-то родственники, от которых через несколько поколений и произошел я. Оставалось только установить поконкретнее, где эта «родина». В найденных документах неразборчивый почерк сочетался с широким разбросом географических названий. «Россия» чередовалась с намеком на Подольскую губернию и рукописными каракулями, в которых очень хотелось угадать Бессарабию, но по-честному была различима только первая заглавная «Б». Очевидно, мои дальние родственники совершенно не предавали этой информации значения, и не готовились к тому, что больше чем через век после их приключений группе товарищей с другого конца света вдруг потребуется прочитать их почерк. — Отсюда и потребность в фотографиях надгробий, — объяснял Никита, — если искать «всех Винкельштейнов везде», то без настоящих имен задача вообще не выглядит реалистичной. Когда-то давно мне попалась в руки книжка про расшифровку Розеттского камня. Авторы там очень качественно передавали наэлектризованное, непоседливое состояние, когда ты начинаешь видеть первые ключи. Разгадка кажется буквально за поворотом, хотя на самом деле до нее еще абослютно неизвестно, сколько, но вот эта кажущаяся близость совершенно лишает покоя и все внимание фокусируется на рассматривании всех известных деталей в надежде увидеть там следующий ключ. Перечитав отчет несколько раз, созвонившись с Никитой и послушав его развернутые комментарии, мне потребовалось побегать и подышать в пакетик, чтобы мысли встали на место. Немедленно написав Джофри в интерфейсе Ancestry, я перевел отчет на английский и отправил его остальным американцам, как мог передавая бурю эмоций от систематизированных открытий и деликатно повторяя, что все следующие шаги ведут к надгробиям и ДНК-тестам, и что в этом деле мне очень нужна их помощь. #генеалогия #никита