Паркинсон остановилась, не решаясь делать и шагу вперёд, оглушенная, и набожно молящая не приближаться Поттеру ни на миллиметр. Она слишком много тому позволила, сокрушив ледяные стены безразличия и питаясь надеждою, как безвкусной снедью на завтраках в большом зале. Она слишком много тому позволила, выведав информацию из глупеньких пожирателей, цену, которой, ей пришлось отплатить искусным «империо» и лживостью пред лордом; Она слишком много тому позволила, разрешая кормить её безвкусной снедью, когда та отдавала привкусом Поттеровской крови и его смертными криками, пытаясь отсрочить неизбежное — падение ангела. Паркинсон слишком много позволила напыщенному гриффиндорцу, взамен, расплачиваясь хладностью сердца и так уязвимо пасть в лапы несправедливости судьбы, впервые ощутив себя живой. Игра стоила свеч? Однозначно, нет.
Она знала, что по её пятам следует опытный пожиратель, учуяв жертвенность Паркинсон, облизывая каждую косточку и смакуя двусмысленными предложениями, буквально, прижимая к шероховатой поверхности Хогвартских стен, испытывая неприступные чертоги Паркинского омутка и изучая ту.Она знала, что как овечка падёт в ручки недобродетеля и тот, лаская субтильность, сломает её пополам, с громким, пронзительным хрустом, заставляя ребра впасть в лёгкие и плеваться железистостью вкупе с ненавистью. Это было азартно! Чувствовать крошечность и уязвимость, теплить мыслями, глупыми планами побега Поттера, и упасть в лапы хищнику.
— Ты мне собираешься что-либо объяснять? — повысил тон Гарри, уверенными, размашистыми шагами, направляясь к ней.
— Знаешь что, Поттер, — начала она, поднимая свои зелёные, плещущиеся глаза в безразличии, — неужели ты думал, что я куплюсь на это всё? На всю твою вымышленную любовь? Влечение? Эти глупые встречи?
Он остановился. Пуля прилетела ровно в сердечко.
— О чем ты говоришь? — уже злостнее спросил он, будто, процедил, — рассказывай в чем дело, — непреклонно добавил Гарри, скрещивая руки, пока его ярко-зелёные, погруженные в неверии глаза, по-тихонечку зажигались в ярости.
— Неужели ты думал, что я буду с тобой? — пауза, — не будь такого высокого мнения о себе, — её тон, сочившийся хладностью, поразили Поттера, приправляя горечью несправедливости и он так, и остался на месте, поглощая смешанные чувства то ли боли, то ли невыносимой злости.
Он вовсе не знал её, зато она знала о нём всё, стыдливо прячась во мраке темноты, пока Флинт, весь такой педантичный и до боли близкий к ней, продумывал каждый шаг. Потому, когда грубая кожа, припечатавшая её губы, за очередным поворотом Хогвартских анфилад, заставила Паркинсон врасплох, горечь, осевшая на кончике языка сменилась на будоражащее восхищение.
Паркинсон, сидя в своем кабинете завывала от всепоглощающей пустоты, щекочущей ребра. Она сама сделала этот выбор, замуровывая свою душу в хладный лес уныния и дикого страха, трепетно щекочущего каждую косточку, подпустить кого-то к себе ближе. Потому что близость означала бы абсолютную уязвимость, расползавшаяся по телу подобно метастазам и рушащей каждый почти живой, полный своенравия участок тела. Потому что до момента её встречи с искрящейся карамелью на шестом курсе где-то во мрачненьком коридорчике и бьющимся об барабанные перепонки сердечком, стучащим так отчаянно и заворожено при виде такого же, мать его, столкновения, в министерстве; Утопающая Паркинсон решила для себя зарыться в своей зависимости, будто бы, в согревающем, мягком пледике надолго, так глупо боясь прикоснуться к ней. Она часто наблюдала за малышкой, за её менторовским, поучающим голоском и девичьей гордыней, за её трудолюбием. Пожалуй, Грейнджер, была искусна в этом. Она любила труд и любила быть нужной, настолько, что, её маниакальность в изучении всех дисциплин и перебежки чрез пространство и время взывали искренний интерес. Почему она такая полная жизнью, неприкосновенная и такая старающаяся доказать свою значимость, смогла завлечь кого-то на подобии Паркинсон?
Почему она была такой? Пэнси купалась в этом непонимании, даже после того, как малышка оказалась в её хрупких лапках на растерзание, вот она — такая крошечная, но всё ещё полная надежд принцесска, снизошедшая с небес.
Аккуратный стук завис в пространстве, отстраняя ту от бумажной волокиты. Пэнси подняла взгляд на стеклышко, сидевшее как влитое в двери и облокачиваясь спиной о мягкое кресло, уверенно произнесла : проходите, а после, чуть засуетившись, вложила перо в чернильницу, вслушиваясь в семенящие шажки прямиком к её рабочему месту.
— Я подготовила отчеты договоров между двумя популяциями : великанами и волшебниками, — начала она, вынимая бювар, — несколькими днями ранее те снова устроили разборки из-за не понравившихся условиях в нашем документе, пришлось вызывать подкрепление, поскольку моя напарница пострадала от нападения, — почти на одном дыханье проговорила она, кладя на стол папку, так по-свойски и почти заученно, держалась Гермиона, и Пэнси, не заметив, как её уголки губ взлетели ввысь, ощутила набожность, будто возвращаясь в то время. Грейнджер и очередной профессор. Идеальный коннект! Идеальная связь! Вот она — такая абсолютно правильная, милая, прилежная и хмурый профессор, с морщинками на лбу, и довольный, словно, котик, опробовавший сливки, причмокивающе слушает её. Только теперь, котиком была Паркинсон, но у этого котика были не такие пушистые лапки, как у большинства преподавателей и единство лишь одно — оба получали удовольствие от лепетаний малышки!
— Это ещё не все, — добавила она, вытягивая ещё три папки, — это закрытые дела, расследовавшиеся на той неделе в лесных местностях и водной, последняя из которой нам далась труднее, русалки утащили на дно пятерых магглов, — на последнем предложении, она, словно, вздрогнула, а после, в своей манере, гордости, поднимая глаза на обезоруженную Паркинсон, тихо вздохнула.
— Вы избавились от, — начала было уже она, но не закончила, потому что Гермиона поспешно кивнула.
— Отлично, это всё? — скучающе спросила Паркинсон, пролистывая пергаменты.
— Да, — более увереннее ответила Гермиона, делая маленький, почти незаметный шаг вперед, — как там Гарри?
— Не знаю, Грейнджер, — отстраненно ответила девушка, складывая папки в кучу.
— Какого черта? — вдруг изрекла Гермиона, в неверии такой несправедливости и отсутствии осведомленности, — Паркинсон, пусти меня к нему.
— Ты уже ходила к нему на свидание или ты уже забыла? — приподнялась она, — я не могу делать тебе поблажки и нарушать правила министерства по твоей прихоти.
— У нас встречи раз в месяц, — процедила Гермиона, ставя ладони на поверхность стола, — этого недостаточно.
— Недостаточно? — приподнимая бровь, брюнетка приблизилась к ней, указательным пальцем приподнимая подбородок, — детка, успокойся, твоего дружка ни один дементор не поцелует!
мои конечно пять копеек никому даром не сдались, но выгонять кого-то из фд....втф вам вообще норм, не сказать, что я огромный фанат творчества хотперсона (я вам больше скажу, мне от этого даже противно было) но камон это не значит, что я побегу его выгонять, фандом это не улица из словы пацана, чтобы на пацанов и чушпанов разделили и диктовали с кем здороваться, а с кем нет. ну камон
И так, да, я всё-таки решила осветить этот случай на своём канале, поскольку всегда восхищалась этим человеком и его творчеством, даже несмотря на то, что у нас были с ним некоторые разногласия. Как говорится, творчество, стезя ≠ наши личностные отношения между друг другом, моё отношение к нему всегда будет исконным : восторг, до меня доходили разные слухи, разные доводы об личности этого человека, но при этом, его творчество мне не стало нравиться меньше, несмотря на то в прошлом, и возможно в данном периоде разделение между точками зрениями, флудами и личностями в фд. Когда ваши моральные устои начинают переходить грань и проецироваться на творчестве в качестве рычага давления на личность человека, это как минимум абсолют странности, поскольку даже классика содержит очень сомнительные произведения, но от того, не становятся менее популярными, лишь преподносят завесу какого-то необычного привкуса «реалий», ибо встретить это в повседневной жизни вряд ли представляется доступным, нежели в книгах, также как и в фф. Вот, сегодня поднимали тему с моей знакомой, что творчество, книги созданы для того, чтобы находить отдушину от повседневной рутины, это всегда было и будет основным источником для разрядки, (именно поэтому я подняла эту тему, ору), да и со вкусовщиной спорить сложно : одному нравится то, другому это. Тут дело в межличностных конфликтах, нежели в таковом творчестве и этот факт всем нам сложно отрицать. Как бы то ни было, каких бы конфликтов в фд не встречалось, оставайтесь с холодной головой и здравыми мыслями, прежде всего мы все люди, и так или иначе должны опираться на какую-то человечность. Это лишь будет ещё одним грустным исходом и примером той несправедливости, каких-то ваших гордынь.
Все знают, что я на нейтрале постоянно: ну нет у меня времени сидеть и мониторить ссоры, да и в целом молчу на те или иные темы, но тут увы, промолчать уже не смогла. Я не буду указывать имена, не буду тыкать никого в пальцем, не буду вдаваться в подробности. Просто распишу и со спокойной душой продолжу писать свою практическую работу.
Многие уже наслышаны о сложившейся ситуации с одним из известных людей в нашем фандоме, и я честно, столько раз сама перед собой оправдывала всё наше коммьюнити: ну дети, ну поиграются и бросят, ну перерастут. Причём эти же дети кричат о том, что ну что вы обращаете на нас внимание, мы же мелкие!!
Я далеко не правовед, не юрист, вообще никак не связана с законами, но тут даже мне, сварщику, ясно одно: Это нарушение уголовного кодекса и так как пострадавший живёт в Российской Федерации, то и судить нарушителя будут по Российскому кодексу. Штраф и правда нихуя не стоит, ну рублей 600-1000, но своими необдуманнами действиями вы сами себе портите жизнь. Нверное, единственное, что мне жаль, что Хотперсон не выдал огласке этой ситуации: тут можно было бы и вторую статью приписать. Но законы ладно, уйдём от этой щепетильной темы и перейдём к тому, для чего я пишу этот пост.
Фандом настолько прогнил, что тут теперь не просто болото, здесь СССР и в очень плохом смысле. Я помню, в году так 22-23, когда активно начали продвигать "Безопасный интернет", все как один кричали: зачем нам это надо, что за диктатура, что за доносы и так далее. Но вы сами доносы устраиваете или пытаетесь, выведываете информацию человека, который вам ничего не сделал: да, никто не святой, но явно не заслуживает докса и вылета из фандома. Вы строите ебейшую цензуру, как в СССР, вы буллите и вы ненавидете тех, кто пишет то, что уходит за рамки морали.
Вспомним одну из самых противных книг, которая как минимум на моей памяти, это "120 дней Содома". Кто не знает, ознакомьтесь. Это было запрещено, но сейчас в открытом доступе. Прикиньте, таких произведений дохуя и больше, и они достаточно мерзкие. Что, их тоже отменим? Или просто не будем покупать такие книги? Вероятнее всего второе, так а что вам, дорогие участники нашего законсервированного фандома, мешает сделать то же самое? Взять и выйти из канала, не заходить и всё. Но нет, каждому надо вылить дерьмо на одного или другого человека, ведь никто не умеет жить спокойно, как кошка с собакой вечно грызетесь и не можете успокоиться. Ну разбегитесь вы по разным углам, нахуя устраивать цирк, который перерастает в ТАКОЕ?
"и вылета из фандома., "
вернёмся к этой строчке. Я не помню когда, но читала в "я хочу" слова о том, что никто не имеет право выгонять другого человека из фандома и многие поддержали такую позицию, а сейчас вы переобулись и заставляете многих авторов покинуть фандом и своё детище. Мерзко? Мерзко.
И я повторюсь:
автор ≠ его творчество. Или мы припишем Нобокову к педофилию?
творчество ≠ нормально ли все с психикой или нет. Он выливает это в текст, автор несёт свой смысл,но ни за что не перенесёт это в реалии. Я не видел ни одного сообщения, ни одного признака у тех авторов, кого сейчас настоль ненавидит общество нашего коммьюнити, что они собираются воплотить это в жизнь. Или мы Маркиза де Сад, Стокоу, Сорокина припишем в псих. больных, не имея образования психолога?
Итог один: не фандом мерзкий, вы, люди, мерзкие. Вы отравляете все живое, считая крутым это. Вы ненавидите друг друга и любите хаос. Наверное, вам настоль скучно в реальной жизни или вас настоль сильно ущемили в реале, что вы тратите время на совершенно чужих вам людей, устраиваете ссоры и цирки.
Потому что если не предвкушать свою новенькую дофаминовую яму, то в мысли закрадывается всеобъемлющий страх потери самоконтроля и жажды поддаться стандартизации, и ангел, признаюсь честно, что в моих самоощущении это действительно — глотками поглощать цианид, будто отмеряя скорую кончину по чайной ложечке и умирать так просто, ущербно, «по-маггловски».
И вот, ангел, остался последний вопрос, обращенный мною лично тебе :
Не потерялся ли ты в стандартизации общества?
Потому что моя роль «хладнокровной-бесчувственной-сукой» почти меня устраивает, за исключением своей уязвимости : тебя.
Грейнджер всегда была такой! Смышленой, одаренной, пока остолопы в виде Поттера и Уизли тянулись за нею лишним балластом, и играли на одной лишь фамилии. Как часто она могла вот так открыться миру? Паркинсон не могла вспомнить, хотя сейчас, стоя тут и опустившись также на колени, подбирает охапку пергаментов. Так по-маггловски, зная, что её хрупкая, но такая сильная девочка отказалась от магии. Потому что её кровоточащие раны всё ещё воспаленно ныли, демонстрируя хладность и сухость в лице; Потому что Грейнджер вдруг обнаружила в себе омерзение к любому роду магии вне надобности, всё ещё слыша в ушах последние крики пыток под круциатусом; Потому что после того, как Паркинсон подписала ведомость об принадлежности золотой девочки к Министерству, назначив ей достаточно приличную должность в офисе для преступницы магического мира, Грейнджер, абсолютно, зачахла, теряя блеск в прежде горячей карамели. Свалившаяся ответственность на её плечи в виде поручений, заполнения бумажек и прочей канители привели её в чувства, несмотря на то, что теперь, она должна была отчитываться Паркинсон. Потому что раны всё ещё взывали, проецируя в её будничных днях самый главный страх : внедрения пожирателей в Министерство, однако, Грейнджер, так невинно боявшаяся укоризненности совести и единственной надежды в продолжении своей жизни в виде своего соседа по «парте» — Поттера, которого держали «по скидке» в Мунго, отнеслась снисходительно, пока Паркинсон наблюдала. Вот, она, неделями ранее, ритмично постукивала в кабинет Пэнси, а после, продемонстрировав свое неимоверное заискивание пред ней и ровный тон вопреки своему желанию подорвать эту каморку — высоко держала свой подбородок и такую девчачую гордость, вновь лишив экс слизеринку воздуха и паркета под каблучками. В этом вся её натура, завали работой, она не зарычит, а посмотрит в рот, набожно прося добавки, даже, несмотря на то, в каком положении та оказалась. Малышка всегда умела так удивлять своею выдержкою, что ненавистная во время учебы её черта характера для Паркинсон со временем приобрела сладкий привкус на кончике языка, сменяясь на всеобъемлющую зависимость.
— Ничего, — Пэнси протягивает ей последний бювар, — зайди ко мне под конец смены, — Гермиона кивает, одаривая безразличным взглядом ей ненавистную фигуру и широким шагом направляется вдоль коридора, совсем не подозревая, что является уязвимостью для кого-то вроде Паркинсон.
Вглядывается в картины, развешанные со студентами, легонько поправляет и вновь задыхается от вездесущей несправедливости пока часовые стрелки долго, грузно приземляются на нарисованные цифры, заставляя время неповоротливо тикать в громком ритме будущей справедливости. Сегодня она ему не солжет.
***
Нож мягко проскальзывает через кожный покров, минуя фасцию и впиваясь в грудино-ключично-сосцевидную мышцу.
— Ты же не солжешь мне, детка? — Нотт глубже вводит кинжал в подрагивающее тело Пэнси, заставляя похрипывать, она обессилено падает спиной на грудь парня, пребывая в горьком осознании предательства.
— Ты… — сипло шепчет она, захлебнувшись в подступающей крови, пока Тео, улыбаясь, проворачивает кинжал и тихо шепчет :
— Тебе он нравится, Паркинсон? — спросил он, улавливая ушами тяжелое хрипение, — ты уже видела его член? Он больше моего? — злостно протягивает Нотт, будто смакуя каждый миг и теряясь в пространстве, расползается молекулами так и не услышав точного ответа, пока Паркинсон хватается за рукоять.
Нотт и его ожившие мысли на бумаге со своеобразными черточками, закорючками и такому ему свойственному затемнению деталей.
— Не так часто, чтобы ты об этом не знала, — шепотом ответил он, вклиниваясь в её «игру», будто бы каждый из них боялся нарушить остаточную интимность, закрепившуюся в воздухе. Для неё Нотт был спасением, каким-то свежим и неимоверно приятным вдохом в новую жизнь, спасением во мрачные и слякотные дни, заставлявшие плечи содрогаться в горьком плаче, а тело биться в неконтролируемом спазме. Для неё Нотт был олицетворением крепкой выдержки и приятным, мягким пледиком, (пока её наивное представление в скоре не развеется прахом), в который она могла укутаться в порыве предательской скорби по собственному потерянному достоинству, уничтожавшим последние остатки здравого рассудка. Для неё Нотт был таинством, неразгаданным ребусом, не сложившегося под натиском прошлых зверств и близкой, отдаленной фигурой, мелькающей в прошлых отголосках на заднем фоне в эпицентре разноцветных лучей из кончиков палочек.
Для неё Нотт был надеждой. Мимолетно пойманной надеждой как отречение от старого, но продолжением нового. Как старый, но всё ещё живой в памяти друг.
— Эй, вы, голубки! — из конца атриума раздался звонкий голос их однокурсницы, — у нас тут намечается собрание, поторопитесь, — девушка облокотилась об массивную дверь и улыбнувшись пуще прежнего, продолжила, — кстати, Паркинсон, Поттер тебя искал, — сказала она и подмигнув радостно метнулась обратно, оставляя дверь открытой. Пэнси кивнула, сверкая глазами, а после отводя взгляд, будто бы слегка смущаясь, улыбнулась прежде чем успел заметить он за доли секунды такие странные и чуждые эмоции ей. Девушка привстала со скамейки и одаривая своим вишневым, почти незаметным шлейфом духов, бросила уже для него какую-то неразборчивую фразу.
— Что она имела ввиду? — спросил случайно он и вдруг, по наитию мысленно воткнул каждому, кто услышал карандаш в рот. Без всякой доли сожаления. Однако. Прозвучавший вопрос лишь встретился с приглушенным стуком каблуков за дверью.
— Что же она имела ввиду? — вновь спросил Нотт тяжело, будто бы задыхаясь и с грохотом роняя на пол учебники вместе с вырванным листком из ежедневника; Вся аристократия и выдержка в лице, растворилась, являя в карих, слегка потемневший взгляд и ступор. Он точно знал. Нет, более точнее, он видел, что Поттер заслуживал от неё отказа, бегая за той как собачка. Он видел, что она ему твердо говорила «нет», вот, совсем недавно! В большом университетском зале, она отмахивалась от него, как от надоедливой мухи или это был всё сон? Он видел или точнее воображал её влечение к нему, а не к бывшему герою войны и все догадки были зря? Тео поправил лацканы пиджака и поднял учебники. Руки чесались. В каком-то необъяснимом жарком зуде, как во время ярко выраженной аллергической реакции, казалось, что каждая его косточка резорбирует, заставляя утонуть в нескончаемом эмоциональном потоке, где в её жизни он всего лишь то какой-то спасательный круг. Она всегда так говорила. Всякий раз. Детка шептала ему слова благодарности, оставаясь с ним наедине и так интимно делилась своими уязвимостями. Настолько интимно, что Тео обезоруживался, являя свою хищную улыбку. Так он чувствовал, что имеет полную власть над нею, не только в эмоциональных точках соприкосновения, но и в физическом плане ибо Паркинсон, так наивно доверяла ему свободно касаться любого участка тела, абсолютно позабыв, что может быть поглощена в беспросветный, мрачный и полный холода омут Ноттовского мировоззрения. Границы дозволенности каждый день уверенно рассеивались, а мысли Тео об предстоящем исследовании внутренностей застилали очи. Потому что она ему будто бы лгала. Потому что её глаза сияли при взгляде на Поттера, но тело также непоколебимо, как храм — сковывалось Ноттовскими цепями. Самообман перестал питать, перестал быть на вкус как чертова амброзия и сменился безвкусной снедью.
И пока Паркинсон семенит к своему Поттеру, Тео задыхается. Кипит, как надоедливый чайник, стукая мысками по светлому коридору корпуса. Останавливается.
