Неголодный художник

Продолжаю про Армению и её невероятные памятники

Недалеко от аэропорта Еревана “Звартноц” находятся руины одноименного храма. Вообще-то я небольшой поклонник развалин. Видимо, не хватает воображения, чтобы дорисовать полную картинку. Но здесь со мной произошло чудо - я не просто представил (правда не без помощи реконструкции), но был ошеломлен масштабом этого памятника.

Немного данных. Храм построен в 7 веке. Заказчик, разумеется, глава церкви (католикос). А вот имени архитектора до нас не дошло. Простоял храм 3 века и разрушился во время землетрясения в 10 веке. Археологи утверждают, что из-за ошибки в проектировании.

И вот тут первая загадка. В паре километров от Звартноца стоит церковь Св.Рипсиме. Тоже 7 века и при этом целёхонькая. С полуарками сейсмической защиты. То есть уже умели строить с оглядкой на то, что в горах периодически трясёт.

Вторая загадка. Колонны первого яруса выполнены с византийскими капителями (корзиночными). На двух из них на южной стороне сохранились монограммы византийских императоров - Юстиниана и Константина II. Второй, кстати, присутствовал на освящении храма, Армения тогда нуждалась в союзе с Византией против Персии. Но Юстиниан-то умер уже сто лет как, причем здесь он?

Вероятный ответ пришел мне в голову после того, как в местном музее я увидел реконструкцию.

На тот момент уже целый век поражала воображение современников Айя-София в Константинополе. Она была (и есть) настолько немыслимо хороша и грандиозна, что все архитекторы других великих храмов либо вдохновлялись ею, либо соревновались. Похоже, что автор Звартноца не избежал этой судьбы.

Превзойти Айя-Софию он явно не пытался. Представляю, что бы сказал приглашенный византийский император, когда бы увидел, что его главный храм уже не самый большой. Но близость размеров (высота Звартноца 50 метров, Айя-Софии - 55) очевидно должна была намекнуть на то, что, мол, и мы так умеем, потому что отдаём дань уважения вашей традиции. И вот об этом, скорее всего, и должна была сказать монограмма императора Юстиниана, заказчика Айя-Софии.

Политическую задачу храм выполнил. Император Константин II был поражен и даже выказал желание построить аналогичный храм в Византии. Но на длинной исторической дистанции состязания с Айя-Софией Звартноц не выдержал, простоял всего 3 века и рухнул от того, что вес верхнего яруса был неправильно распределен.

Армянский автор не воспользовался секретами греков. В Айя-Софии для решения той же задачи архитекторы впервые использовали полукупола или “паруса”. А в Звартноце их не было. И сейсмическая защита не справилась…

Ну и напоследок - Звартноц переводится “Храм бодрствующих ангелов”. Именно поэтому так назвали открытый в 60х годах прошлого века аэропорт Еревана. А уже в 70х, когда строили новое здание, победил проект терминала, выполненного в модернистском стиле и использовавшего форму первого яруса этого великолепного храма.

Вот такой трогательный пример уважения к своему культурному наследию в Армении. К слову о том, как на самом деле надо любить родину

На этой неделе мы в восхитительной Армении.

Дух захватывает от самобытности армянской культуры. Главная причина этой уникальности - собственная вера. Армянская церковь одна из древнейших христианских и не относится ни к византийскому православию, ни к римскому католицизму. Она не приняла решений Халкидонского собора в 451 году н.э. (Халкидон сейчас это район Стамбула) и входит в число так называемых апостольских церквей. У неё свой обряд и догматика.

По преданию её основали апостолы Фаддей и Варфоломей. Армяне-язычники приняли их не особенно гостеприимно. За свою проповедь оба закончили земной путь мученической смертью. С Варфоломея содрали кожу. У Микеланджело на фреске “Страшный суд” в Сикстинской капелле Варфоломей держит на руке свою кожу как снятый плащ с гримасой ужаса на месте лица.

Апостолы прибыли в Армению не с пустыми руками. Фаддей привёз копьё сотника Лонгина, которым тот проткнул грудь Христа на распятии. Копьё вместе с другими орудиями страстей - крестом и гвоздями - почитается у христиан как священная реликвия.

Считается, что Елена, мать первого христианского императора Римской империи Константина, посетила Иерусалим, основала Храм Гроба Господня и нашла гвозди и крест. Один из гвоздей дошел до наших дней и находится в короне королей Италии. Но это отдельная длинная история. Факт в том, что Елена оказалась в Иерусалиме через три века после библейских событий. А Фаддей и Варфоломей их участники.

Копьё сохранилось до наших дней и хранится в музее города Эйчмиадзина (20 минут езды от Еревана) в резиденции католикоса Армении. Пикантности этой истории придаёт то, что в мире существует еще 3 копья Лонгина. Одно в Ватикане, другое в Вене, третье в Кракове.

Кто-то из великих еще в древности заметил, что если собрать все щепки от креста Иисуса, то можно построить большой корабль, а копьями Лонгина вооружить целый отряд. Впрочем армян это не особенно волнует. На мой вопрос экскурсовод музея уверенно ответила, что научно доказано - их копьё самое старое и единственное датируется 1 веком. Хотя форма копья - идеальный ромб - скорее напоминает византийское копье 7 века, а не римское - “пилум” или “гаста”.

История с копьём хоть и любопытная, но не главная. Главное сокровище армянской церкви это сама архитектура. Церкви раннего средневековья (7 века и позже) поражают фантастической красотой и сохранностью.

Но архитектура заслуживает отдельного поста. Поэтому сегодня для затравки выкладываю фото. Надеюсь, они хоть немного передадут то ощущение восторга, которое возникает, когда ты находишься рядом

Сегодня я в Вене. Не мог не зайти на выставку Шагала в музее Альбертина. Чуть подробнее писал о ней здесь.

Пару слов о впечатлениях. Каждый зал посвящен отдельному периоду в хронологическом порядке. В каждом зале экран с коротким видео о событиях этого периода. Очень удобно для тех, кто не является знатоком его творчества.

Послевоенный период разделен на темы. Особенно мощная - библейская. Там и исход, и король Давид и блудный сын (на фото).

Ходил по залам и думал. Вот если не знать истории Шагала, и того, что они вместе с Матиссом и Пикассо считались иконами авангарда, то недолго и согласиться со Сталиным - "а почему коровы синие и по небу летают?"

Кстати, вторым по частоте домашним животным у Шагала после коровы следует петух. Очень милый, с большими глазами, иногда с длинными ресницами. И вот смотришь в эти глаза и понимаешь - на тебя смотрит вовсе не петух, а чья-то душа. Очень психоделический опыт одним словом.

Но и самое главное про выставку - здесь почти все шедевры мастера, не считая, разумеется, его росписей в операх Гарнье и Метрополитен и витражей в церквях и синагогах. Даже есть гигантское полотно Commedia dell'Arte из театра во Франкфурте. Но его почему-то нельзя фотографировать 😢

На фото - помимо трёх библейских картин ещё "Одиночество" и "Пьющий солдат". По последнему видно, что в тот момент Шагал жил в Париже и тесно общался с Пикассо

Художественная общественность чрезвычайно возбудилась по поводу демонстрации на выставке “Великий Карл” в Русском Музее малоизвестной ранее работы Карла Брюллова “Христос во гробе”. Пафоса разлито немеренно, мол, великий русский художник, сенсация и всё в таком духе.

По этому случаю хочется сделать несколько комментариев.

Русское искусство первой половины 19 века весьма салонное и в европейском смысле провинциальное. Самых успешных учеников академии художеств посылали учиться в Италию. Самокритично и разумно одновременно. Брюллов, сам, кстати, французского происхождения, был среди них.

В 20 с небольшим лет приехав в Италию, Брюллов провёл там 12 лет. Его стиль и манера сформировались там. Можно ли называть его после этого русским художником? С очень большой натяжкой. Скорее гастролировавшим в России европейским художником.

Многие его работы, как технически, так и сюжетно, это переработка известных итальянских шедевров. Например, тот самый “Христос во гробе” композиционно напоминает “Мертвого Христа” Андреа Мантеньи, написанного в 15 (!) веке.

Так почему же он “Великий Карл”? Название выставки, кстати, довольно грубая аллюзия на Карла Великого, основателя Священной Римской империи. Попахивает заголовком из бульварной прессы.

Объяснение простое - в эпоху николаевского застоя в России это был прорыв на фоне общего весьма скромного уровня. Он предопределил появление передвижников, но лишь полвека спустя “Мир искусства” и авангард вырвались из пыльного академического плена. И тогда авангард стал мировой сенсацией - Кандинский, Малевич, Шагал и другие.

Ну и в заключение - Брюллов прекрасен, спору нет, но вполне можно обойтись без восторженного надрыва.

Судите сами - на фото “Христос во гробе” Брюллова (слева) и “Мертвый Христос” Мантеньи

Вернемся в Петроград 1919. Муру мучает неизвестность относительно детей в Эстляндии, и она договаривается с контрабандистами, что они проведут её через границу. На границе всех арестуют, и Муру бросают в питерский подвал ЧК на улице Гороховой. Она сидит там месяц. Обитатели её общей камеры меняются каждый день, большинство расстреливают. На допрос её вызывают всего один раз. Она говорит следователю, чтобы тот позвонил в Москву Петерсу. Следователь ржет в голос - а может сразу в Кремль Ленину? Через месяц, не зная, что с ней делать, он все-таки звонит Петерсу, и сразу же после этого выпускает Муру.

Горький едет в Москву жаловаться на питерского руководителя Зиновьева, которого считает ответственным за беззаконие по отношению к Муре. На квартиру его первой жены приезжают на совещание Ленин, Дзержинский и Троцкий. Туда же вызывают Зиновьева, но прижать его к ногтю не удается - тот мастерски симулирует сердечный приступ. Об одном Горький все же договаривается. Муре дают разрешение на выезд в Эстляндию.

Мура едет в Эстляндию, встречает детей, а вместе с этим разорившегося барона Будберга, который предлагает ей брак в обмен на покрытие его карточных долгов. Ей нужен эстонский паспорт, она не собирается возвращаться в Совдепию, но нужны деньги. Она пишет Горькому, который получает авторские гонорары в дрезденский банк за публикации по всему миру. И Горький дает добро. Так Мура становится дважды баронессой.

Горькому без Муры “не пишется и не сочиняется”, и он находит причину приехать к ней в Европу - его чахотка ухудшается, и сам Ленин пишет о том, что “товарища Горького надо отправить на лечение”. Сначала в Германию, потом, дождавшись разрешения Муссолини, в Италию. Организацией переезда гигантской семьи Горького (с учетом бесчисленных прихлебателей) занимается, разумеется, Мура. Она находит пансион в Германии, а потом виллу в Сорренто.

С возвращением Горького в СССР заканчивается их роман с Мурой, хотя она потом приезжает на прощание с ним в 1936 и привозит его тайный архив. В нем переписка Горького с Лениным, Троцким, многочисленными эмигрантами и интеллектуалами со всего мира. Архив тут же попадает в руки Сталина, он слишком опасен, чтобы быть в открытом доступе.

Мура переезжает в Лондон, живет “невенчанной женой” с Гербертом Уэллсом и благодаря рекомендациям своего еще более раннего любовника Локкарта, который к середине 30х становится одним из самых влиятельных публицистов-международников Англии, попадает в высшие светские круги Лондона.

Ей уже за сорок, но свет её обаяния ничуть не меркнет. Она делает много переводов с русского, пишет собственные пьесы и становится правой рукой выдающегося британского режиссера Александра Корды. В Англии Корда - бог и спаситель киноиндустрии от засилья Голливуда. Он открывает миру Вивьен Ли и Лоуренса Оливье, снимает один за другим исторические хиты. Муру он приглашает сначала в качестве ассистентки по фильмам на русские сюжеты, а затем и на все остальные. Она работает в его компании вплоть до его смерти в 1956 году. Похоже, что и Корда нашел в ней свою музу.

Автор её биографии Нина Берберова, лично знакомая с ней на протяжении нескольких десятилетий, удивительно точно формулирует секрет её успеха у мужчин. Мура не играла традиционную роль женщины, принятую в то время. Она не преклонялась перед мужчиной, а была его мудрым партнером. И именно это восхищало в ней умнейших людей той эпохи.

Мура переживет всех своих знаменитых возлюбленных, съездит несколько раз в СССР, один раз, чтобы взять интервью у Пастернака, который страшно волнуется, зная, кто она такая. Она умрет в 1974 в Тоскане на руках своего сына. На её похоронах в Лондоне соберется высший свет - от представителей Виндзоров до остатков русской придворной знати.

Прочитав некролог, занявший целую страницу в лондонской Таймс, Нина Берберова поразится тому, как мало он вместил, и решит написать книгу о жизни Муре, которую Горький называл “железной женщиной”...

На фото - между этим двумя снимками почти вся невероятная жизнь Муры