Между Штирлицем и Шариковым — как менялся образ популярного политика в России и при чём здесь глубинная русофобия привилегированных классов Телеграм-канал Наивная Политология специально для канала «Московская прачечная» Образ популярного политика — довольно тонкая субстанция, в большей мере ориентирующаяся на то, как политическая сила представляет свой электорат, чем на личность непосредственного индивида. Чем избиратели благополучней — тем образ интеллигентней, честнее, конформнее а чем беднее население, тем он радикальней, ксенофобней, воинственней. Разделение россиян на культуры (или «сорта») — не секрет для внимательного наблюдателя и здесь важно обратить внимание на то, как правящий класс представляет большинство. Судя по прямым и косвенным подтверждениям, в восприятии «нового дворянства» не существует разницы между большинством населения и маргинальными низами, чья доля на самом деле весьма незначительна. Итогом подобного допущения становится своеобразная политическая тульпа, в которой признаки меньшинства расширены на большую часть населения. Первой попыткой заигрывания с мнимым большинством в творчестве кремлёвских спичрайтеров была пресловутая речь про «мочить в сортире», которая произвела негативное впечатление на интеллигентное меньшинство и практически никак не повлияло на восприятие лидера государства «своим» со стороны «середняков» или маргиналов по причине его противоестественности и несочетаемости со статусом первого лица, ведь популизм бывает естественный и противоестественный. Естественным был популизм «сибирского мужика» Бориса Ельцина или «колхозника» Александра Лукашенко, противоестественный же популизм обычно является продуктом труда профессионального штата специалистов, выстраивающих тот или иной стиль поведения в зависимости от внешних условий. Итогом стали коллажи с Шариковым и популяризация образа маргинала, чудом дорвавшегося до власти, что можно было назвать провалом. В дальнейшем спичрайтеры старались придерживаться более солидного образа «Штирлица», способного производить положительное впечатление на основную массу населения без разделения на касты. Однако, в течение 23 лет российское общество менялось: росло имущественное расслоение, формировались сословия, одновременно верхушка «серядняков» переходила в городской «креативный класс», в то время как низы маргинализировались. Данную тенденцию заметили технологи, что породило новый этап «подъездной лирики» в трудах спичрайтеров и иных представителей обслуживающих власть классов, воспринимающих народ, как злобную и безграмотную массу, стремящуюся проголосовать за «фашистов, которые их повесят после победы на первых свободных выборах». Это следствие глубинной русофобии привилегированных классов, не соприкасающихся в реальной жизни с населением и не имеющих никакого представления о том, чем живёт реальный демос. Однако, проблема чуждости вымученного образа никуда не девалась и несмотря на устойчивое желание главы государства казаться «своим» среди маргинальных низов (большинства в представлении технологов) благодаря развитой «чуйке» данная категория отказывается признавать его частью общности (в отличие от естественного популиста для низов в лице Пригожина), при том, что настойчивость попыток окончательно отпугнула интеллигентную часть общества, в то время как основная масса населения и вовсе оказалась доведена до состояния биороботов, тревожно перемещающихся между работой и жильём. Популизм без популярности — итог низкого качества труда вовлечённых, вызванный как отрицательным отбором, так и стремлением льстить начальству, итогом чему является создание искусственных показателей и целей системы, не имеющих отношения к реальности.