Между Штирлицем и Шариковым — как менялся образ популярного политика в России и при чём здесь глубинная русофобия привилегированных классов
Телеграм-канал Наивная Политология специально для канала «Московская прачечная»
Образ популярного политика — довольно
тонкая субстанция, в большей мере ориентирующаяся на то, как политическая сила
представляет свой электорат, чем на личность непосредственного индивида. Чем избиратели благополучней — тем образ интеллигентней, честнее, конформнее а чем беднее население, тем он
радикальней, ксенофобней,
воинственней.
Разделение россиян на
культуры (или «
сорта») — не секрет для внимательного наблюдателя и здесь важно обратить внимание на то, как правящий класс представляет большинство. Судя по прямым и косвенным подтверждениям, в
восприятии «нового дворянства»
не существует разницы между большинством населения и маргинальными
низами, чья доля на самом деле весьма
незначительна. Итогом подобного допущения становится своеобразная
политическая тульпа, в которой признаки меньшинства
расширены на большую часть населения.
Первой попыткой заигрывания с мнимым большинством в творчестве кремлёвских спичрайтеров была пресловутая речь про «
мочить в сортире», которая произвела негативное впечатление на интеллигентное меньшинство и практически никак не повлияло на восприятие лидера государства «своим» со стороны «середняков» или маргиналов по причине его противоестественности и несочетаемости со статусом первого лица, ведь популизм бывает естественный и противоестественный. Естественным был
популизм «сибирского мужика» Бориса Ельцина или «
колхозника» Александра Лукашенко,
противоестественный же популизм обычно является
продуктом труда профессионального штата специалистов, выстраивающих тот или иной стиль поведения в зависимости от внешних условий. Итогом стали коллажи с Шариковым и популяризация образа маргинала, чудом дорвавшегося до власти, что можно было назвать
провалом. В дальнейшем спичрайтеры старались придерживаться более солидного образа «
Штирлица», способного производить положительное впечатление на основную массу населения без разделения на касты.
Однако, в течение 23 лет российское общество менялось: росло имущественное
расслоение, формировались
сословия, одновременно верхушка «серядняков» переходила в городской «креативный класс», в то время как низы маргинализировались. Данную тенденцию
заметили технологи, что породило новый этап «подъездной лирики» в трудах спичрайтеров и иных представителей обслуживающих власть классов, воспринимающих народ, как злобную и безграмотную массу, стремящуюся проголосовать за «
фашистов, которые их повесят после победы на первых свободных выборах». Это следствие глубинной
русофобии привилегированных классов, не соприкасающихся в реальной жизни с населением и не имеющих никакого
представления о том, чем живёт
реальный демос.
Однако, проблема чуждости
вымученного образа никуда не девалась и несмотря на
устойчивое желание главы государства казаться «своим» среди маргинальных низов (большинства в представлении технологов) благодаря развитой «чуйке» данная категория отказывается признавать его частью общности (в отличие от
естественного популиста для низов в лице
Пригожина), при том, что настойчивость попыток окончательно
отпугнула интеллигентную часть общества, в то время как основная масса населения и вовсе оказалась доведена до состояния биороботов, тревожно перемещающихся между работой и жильём.
Популизм
без популярности — итог
низкого качества
труда вовлечённых, вызванный как отрицательным отбором, так и стремлением
льстить начальству, итогом чему является создание
искусственных показателей и
целей системы, не имеющих отношения к реальности.