Люблю малую прозу Романа Михайлова (1978) за то, что он закрывает в ней двадцатилетие шатания (1985-2005) с тех эзотерических позиций, которые не требуют специальной подготовки. Главное, почувствовать нюанс, въехать, накрыться. Это можно назвать эзотерическим наивом, когда реальность приподнимает свой пыльный подол, если всё-таки наступил на стык между плит. Причём у Михайлова так только в рассказах. От его романов прихода нет, они перенасыщены и скучны. Полагаю, дело в том, что в крупной форме Михайлов всерьёз протачивает постструктуралистские ходы, по которым нужно приближаться к озарению, но ведь вся прелесть «вспышки» в том, что она всегда без-узорна, как бы вдруг, от случайного взгляда на машинистов и воробьёв. Поэтому на короткой дистанции Михайлов безошибочно чувствует места, которые можно проломить с помощью самых обычных вещей. Чисто технически это намного сильнее Мамлеева, который слишком часто бил обухом. Таков рассказ «Новое море». Очень аутичный текст с платоновским названием. Многое в нём неправильно, но как-то по естественному «неправильно», словно так и нужно передавать метания человека, ждущего подсказки. Современный читатель сочтёт этот рассказ проработкой детской травмы, хотя текст замахивается на целую эпоху, переворачивает большой бытовой пласт. Всё это время под ним что-то лежало. «По рельсам пронесся тонкий звон, добавляющий предчувствие».