вчера давал интервью – не очень удачное, кажется, по структуре разговора и, думается, вряд ли имеющее шансы появиться в более или менее целостном виде –
- но по ходу разговора интервьюер все интересовался «множественностью гендеров», новейшим запретом Трампа, «возвращением к нормальности» и проч. –
- и я со своей стороны сформулировал пару очень простых, но, как мне кажется, довольно редко звучащих в наших публичных разговорах тезисов –
- во-первых, что выход на передний социальный план дихотомии полов и важности именно гетеро- или гомосексуальности – не просто сравнительно недавнее явление (чуть далее поясню), но результат двух взаимосвязанных, но не находящихся друг с другом в прямой причинной связи процессов –
- во времена предшествующие обычно намного более значимым, чем «мужчина» перед тобой или «женщина» для определения поведения было положение лица – иными словами, графиня или крестьянка, кадет, служанка или еврей-старьевщик –
- в этом плане указание на то, что они – мужчины и женщины – работало как освобождающее, радикальный жест, поверх всех различий, совершенно очевидных –
- как то же средневековое и ренессансное напоминание об общей участи – и царь, и раб равно смертны, всем положен общий удел, равно прах –
- именно потому, что они радикально разные – эта общность открывалась как парадокс –
- так и утверждение: «и крестьянки любить умеют» работает как парадокс и в то же время открытие человеческой общности. –
- высокий модерн, с утверждением «человека и гражданина», гражданского равенства и проч. – наделяет прежнюю дихотомию новым значением, выводя ее в центр политического –
- любая анкета теперь велит указывать (и в качестве самообозначения, и в качестве идентификации иного) не «тайную советницу», «мещанина» или «работницу», но «М» или «Ж», почеркнуть нужное –
- и здесь подключается второе – приходящее в XX веке, а именно утверждение эротического секса как повсеместно, универсально доступного и как базовой формы секса, в особенности после «революции 1960-х» [говоря совсем прямолинейно: демократизация эротического секса] -
- сексуальность не просто всегда связана с границами, запретами и нормами, но этим и является –
- а вот где они проводятся – исторически подвижно, те или иные формы сексуального поведения и взаимодействия оцениваются как «нормальные», иные определяются, соответственно, как отклонения –
- эротический секс и, соответственно, удовольствие от своего тела – резко расширяет границу допустимого (см. советские перерисовки «Камасутры» и осознание многообразия поз, дающих разные ощущения/переживания даже с одним и тем же партнером) –
- и тем самым делает намного более значимой границу разно-/однополого секса [оставим в стороне большой и сложный сюжет со стремлением к приравниванию любви и секса, сексуализации любви, от чего и фразы о мужской любви в совершенно цензурных мемуарах XIX века уже в начале XX начинают звучать по крайней мере сильно двусмысленно] –
- во-вторых, и это еще более банально, чем первое – последнее столетие и в особенности последние десятилетия производят существенное расширение телесной изменчивости, пластичности человеческой телесности –
- от универсализации косметических процедур и хирургии до новой телесности, которую привносят хотя бы те же смартфоны, как расширения/модификации тела –
- мультигендерность выступает одной из частей и вариантов ответа на эти перемены – освоения и обживания новой реальности через утверждение многообразия, не сводимого к дихотомиям – «оно все разное [и это и надобно принять, а уж разбираться в том, какое там разное – и не то, чтобы сильно нужно, и все равно, если только это конкретное различение тебе именно не важно, не успеешь, список расширяется быстрее, чем успеваешь замечать]» -
[продолжение]
