её медицинская книга — это не тетрадка, а четыре тома, правда и их едва не сожгли, когда она впала в очередную кому, у неё — короткие синие волосы и она — заложница своего синдрома, синдрома абсолютной чистой любви. ее дни сочтены. её вены сожжены обилием лекарств, которые в них вливают её бы лечили чем-то другим, но таких лекарств ещё не знают, она не хочет быть спасена, но почему-то её упорно спасают, выдирая клочки сознания, они по таким же клочкам все возвращают, её уже никто не держит, её уже никто не отпускает. записи. первый прием у врача был первого апреля, тогда она пожаловалась на мигрени, на боли, царапающие мысли внутри головы и ей наложили швы вообщем, помогли настолько, насколько могли тогда никто не понимал, как все было серьёзно сейчас решать что-то с этой болезнью — слишком поздно; это была ошибка врача — он не с того нача’л важно было спросить не как много она думала, а о чем ( или, вернее, о ком ) кто и почему был причем и каждую ночь ей снится сон ей снится её полузабытый, полу- придуманный он… казалось бы, очередной уз прошлого просто смешо’н, но когда ночь накидывает свой капюшон ей мерещится он, ей мерещится его лицо и слышится его голоса тон такой обманчиво спокойный и нужный ей мерещится он — и она безоружна как ещё ни разу не раскрывавшийся бутон она боится солнечного света — и с таким же замиранием сердца его и ждет потому что на рассвете он, как и всегда, уйдет снова стать на целый день вольной— это очень заманчиво правда, это ещё и очень больно чтобы остановить последних мозговых клеток вымирание ей уже давно сделали и лоботомию, и переливание и всё равно каждое открытие дверей вызывает у неё восклицание «неужели он?!» она влюблена и почему-то верит, что и он влюблен ( а у него всегда была другая и если он и называл ее «моя дорогая», то это было из чистого юмора и интереса но он сказал ей — и это вызывало бурю протеста ) мне о нем вообще мало что известно и каждый день — причем это ее любимое занятие — она находит ему оправдание и берет в долг у других понимания чудной пример душевного терзания она очень любит его — это и есть ее синдром и ее болезнь ты-то знаешь, любовь— та ещё ересь но я рассказываю тебе это, потому что это мои единственные новости мне здесь довольно скучно, ты прости работа держит меня до шести я устроилась медсестрой в этом психиатрическом доме я уже знаю все об этой девочке и её синдроме я уже выучила все то, что было в каждом её медицинском томе она правда безобидна — и всё-таки я держу свой нож наготове мой день здесь абсолютно простой у меня ещё остается времени поскучать за тобой; я слушаю её истории и по-человечески сочувствую баюкаю, пока не почувствую что её бред опьянел от самого себя и готов закрывать свои глазки она ещё не доверяет мне но уже смотрит без опаски я думаю, ей просто не хватает ласки поэтому я рассказываю ей о нашем прошлом странно, — ей иногда становится тошно от моих слов и предложений а я… я погружаюсь в омут приятных мгновений пробираясь сквозь леса ещё ненаписанных писем и стихотворений я сдаюсь и поддаюсь не ходьбе, а бегу вот я тащу тебя по снегу вот я тащу тебя по снегу после того, как увидела целующимся с другой что было странно — ведь ты называл меня дорогой и хотя мне все говорили, что ты — ужасно плохой я то знала, что ты — не такой я не верила этому бреду и вот я тащу тебя по снегу впереди меня ещё ожидают пару лет, когда я буду ждать и одновременно — ненавидеть солнечный свет меня ожидают ещё пару лет, пропитанных йодом и замотанными бинтами пока я окончательно не забуду все то, что было с нами пока я окончательно не выйду в ремиссию и меня официально не признают «не зависимой» я горжусь собой. сейчас я уже излечилась, я подросла, я изменилась, я забыла все, что было, все то, что случилось, теперь я бы не приняла ни единого твоего прощения — я в самом деле выздоровела, но мне почему-то так и не выдали справку о выздоровлении…