#мастерклассКомпромисс старого и нового, рождающий гениальное: Константин Варламов и Всеволод МейерхольдКонстантин Александрович Варламов был блистательный актер Александринки в Санкт-Петербурге в начале ХХ века. Любимец Петербурга, его все звали «дядя Костя». В городе выпускали даже сигареты «Дядя Костя» с его портретом — такая бешеная популярность была у артиста. А ещё его называли «царь русского смеха». То есть был он уже совсем состоявшийся артист, не склонный к дискомфорту театральных экспериментов.
Великий реформатор Всеволод Мейерхольд, наоборот, был символом, олицетворением всего нового, экспериментального в русском (да и в мировом) театре начала прошлого века. Когда он «оторвался» от Станиславского и перешёл в Александринку режиссёром, в 1910 году задумал ставить «Дон Жуана» Мольера.
Пригласил знаменитого художника Александра Головина. Тот создал великолепной красоты декорации и костюмы. Дирекция императорских театров готова была на любые траты, так что ограничений почти не было. Заняты лучшие актеры. Дон Жуана репетировал молодой Юрий Юрьев.
Сразу стало очевидно, что спектакль ждал успех.
Но была одна ситуация, разрешения которой, затаив дыхание, ждал весь театральный Петербург.
Мейерхольд видел в роли Сганареля, слуги Дон Жуана, только Константина Варламова. А «дядя Костя» категорически отказывался! Настолько ему дерзкие эксперименты были не по нраву.
Даже Дирекция ничего не могла сделать. Варламов не хотел работать с режиссером-экспериментатором из какого-то МХТ, который упразднил суфлерскую будку. Отговаривался плохой памятью и плохим здоровьем (он действительно был тучен и тяжело ходил).
Мейерхольд решился на разговор с Варламовым и умолял его. Варламов, в силу своей доброты, почти согласился, но поставил условие – сидеть на сцене и работать под суфлера.
Мейерхольд выполнил условия. Он заказал художнику дополнительно придумать стилизованные ширмы, как часть декорации, и костюмы для двух суфлеров. Режиссер поставил ширмы справа и слева, а перед ними лавки.
По согласованию Мейерхольда в начале спектакля в центр сцены выходили два суфлера в костюмах и париках. Раскланивались и расходились — один направо, другой налево. И садились за ширмы прямо на сцене. Это была сама по себе мини-революция: открытый прием. Ведь суфлеры раньше всегда прятались под сценой в суфлерской будке, а сейчас они стали открытой частью действа, тем более на ИМПЕРАТОРСКОЙ сцене!
Затем под гром аплодисментов появлялся тучный Варламов и, сидя на лавках то с одной стороны сцены, то с другой, играл под суфлеров. Иногда даже громко переспрашивая их. То есть как бы не только играл постановку, но играл «в театр Мейерхольда».
Зритель был в восторге от таких новшеств. Так пробивалась новая режиссура на консервативной императорской сцене. В развитии русского театра будет еще много компромиссов. Но этот — очень уж красноречивый и характерный. И в то же время, давший истории театра гениальную постановку и лишь укрепивший славу двух великих театральных деятелей России.
Играл Сганареля Константин Александрович Варламов гениально! Мейерхольд, заняв его в постановке, добился огромного успеха и показал мастер-класс режиссуры.
