Эстафетная палочка духаК предыдущему.Также наше важное расхождение с Владиславом касается понимания истории. Владислав, говоря о необходимом снятии философии в практике, воспроизводит классический гегельянско-марксистский ход, предполагающий существование иерархии «форм сознания» на пути к Абсолюту. Так в «Феноменологии духа» философия, поскольку она представляет собой абсолютное знание, возвышается над религией, политикой и наукой, снимает их, превращая в свои собственные моменты. В классическом марксизме гегелевская иерархия «форм сознания» сохраняется, но теперь уже сама философия должна быть снята и завершена в революционной преобразующей деятельности. Отсюда берется вся эта риторика конца (конца философии, истории, политики и т.д.). Правда, если в философии второй половины ХХ века эта риторика приобретает «апокалиптический тон», как сказал бы Деррида, то у Владислава и других классических гегельянцев-марксистов она, скорее, оказывается триумфалистской. "Мы уже обладаем полнотой истины в философии, остается только осуществить ее на практике!"
Меня, конечно, отчасти смущает во всех этих рассуждениях нарциссизм, свойственный и философам, и марксистам. По большому счету Гегель исходит из мысли, что все философы писали свои книги только для того, чтобы он сам мог поставить в них точку. Точно также вся история освободительной борьбы как будто бы подытоживается Марксом (Лениным, Мао и так далее), делая ее предшествующие моменты несущественными. Особенно этот нарциссизм проявляется в гегелевской философии истории, в которой греки передают эстафетную палочку духа немцам, а все остальные народы становятся в лучшем случае передаточными пунктами в этой эстафете, а в худшем - вообще не имеют никакого значения.
Сомнение в нарциссических схемах подобного рода, тем не менее, не должно вести к отказу от того, чтобы осмыслять историю диалектически. Более того, момент завершения, обретения полноты бытия, нельзя полностью отбрасывать. Но я сам понимаю диалектическую историю в рамках логики периодизации, связанной со сменой эпох, а не со сменой одних (теоретических) практик другими. Иными словами, это не философия вообще снимает религию, а немецкая спекулятивная диалектика, выявляя внутреннюю истину христианства, преодолевает те ограничения, которые до этого было свойственны поздней неоплатонической философии, немецкой мистике и нововременному пантеизму. Точно также возникновение марксизма становится одним из решающих моментов в развитии освободительного движения, показывая путь выхода из внутренних тупиков эпохи после Французской революции. Однако не живем ли мы сами сейчас в эпоху, когда внутренний кризис марксизма (и гегелевской диалектики) требует новых, как философских, так и политических шагов?
Таким образом, диалектическая мысль подводит своеобразный итог эпохе, неважно философской или политической, ставит в ней точку. Тем не менее, такое завершение никогда не является окончательным решением. Оно не устраняет проблему, а изменяет ее постановку, тем самым, помогая выйти из исторических тупиков, свойственных эпохе. И, тем самым, порождает новые антагонизмы. Можно лишь надеяться, что общее движение истории со всеми ее кризисами, откатами назад и завихрениями, остается прогрессивным. Но никаких онтологических гарантий этого не существует. В данном случае все уже зависит от субъекта, а не от Абсолюта.
