ВТОРОЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ Пару недель назад я преподал вам три урока по писательству. Сегодня еще преподам. Сегодня у меня нон-фикшн канал. Я так понял, что вы любите нон-фикшн — у вас, видимо, большие планы на жизнь, мужчины и женщины. Я сегодня расскажу вам, о чем нужно писать. Начнем с того, что я уже выпил некоторое количества пива в пабе. Паб этот обязательно находится в Москве, а не в Ереване. С некоторым количеством внутри, я выхожу наружу — туда, где принято курить. Поскольку паб находится в Москве, возле паба стоят люди и разбазаривают себя любому, кто подойдет. И я подхожу. Я обязательно начинаю с комплимента, когда подхожу. На утро, если, конечно, мой собеседник вспомнит тот комплимент на утро, он, может быть, и поймет, что комплимент был сомнительным, но пока мы стоим возле паба — он светится в темноте. Попробуйте как-нибудь сделать комплимент мужику. Если имеете навык, лучше сочините комплимент сомнительным. Попробуйте, вам понравится. Дальше мы говорим. Говорим, говорим, еще говорим. А потом, когда я отвлекаюсь, перестаем говорить. Потому что все на мне держится. Стоит мне слегка отвлечься, и этот ленивый человек тут же напрягается. Мне приходится возобновлять разговор. Это несложно. Я просто говорю что-то про отца — что-то о том, что он сидел в тюрьме. И парень снова расслабляется. Он сначала напрягается, а потом расслабляется. И мы продолжаем говорить. Мало ли кто чем занимался в девяностые. Он сначала напрягается, потому что о таком в приличном обществе принято умалчивать. Так мне мама говорила. Она говорила, о чем можно рассказывать, а о чем нельзя. Мне, видите ли, нельзя рассказывать о том, как я перестал верить в деда мороза. Я перестал верить в деда мороза, когда мне было четыре. Мужчина в красной синтетике стоял у меня на пороге с целлофановым пакетом. У мужчины была черная бородавка на носу. Я сразу узнал ту бородавку, а как узнал — перестал верить в деда мороза и стал верить в Шамиля, в папиного кореша или братка, не знаю как правильно — в члена папиной банды в общем. Это были девяностые, в стране был дефицит — мне достался дед мороз, которого звали Шамиль. За месяц до этого Шамиль зашел на мой день рождения и вручил мне настоящую пневматическую винтовку. Он сказал, чтоб я защищал маму, пока папы нет. Мама тогда провела с ним беседу, и через месяц Шамиль, наряженный в красную синтетику, достал из целлофана игрушечный камаз. Дерьмо, а не подарок. Винтовка мне понравилась больше. Не надо слушать мою маму. Относитесь к ней уважительно, но слушайте лучше меня. Я вообще-то могу прям красиво завернуть, могу прям сказать, что писать меня учила мама. Это даже было бы правдой, если б она понимала, что делает. Мама умела распознать самые блеклые подтексты, наиболее хрупкие жесты, которые могут выдать что-то постыдное. Само собой, про приключения папы рассказывать было нельзя. Но нельзя было еще много чего — она всегда знала, о чем нельзя. Иногда мы семьей выбирались в свет. А когда возвращались, дома начинался мамин разбор — «Зря ты это сказал», «Зачем ты это сказал», «Теперь они подумают». Мама все правильно разбирала. Все эти вещи, о которых принято умалчивать, делают уязвимым. Нельзя делать свою семью уязвимой. Но я вот все-таки делаю — в основном себя, а не семью. Мне не сложно. Я могу стать уязвимым по совсем незначительным поводам — просто чтоб возобновить разговор. Я говорю про отца и тот парень напрягается, потому что так не принято. А потом он расслабляется, потому что ошибается. Ему почему-то кажется, что я безопасен из-за того, что уязвим. И разговор продолжается. Это самый бюджетный способ для выбора темы. Еще вы, к примеру, можете отправиться в кругосветное путешествие. Там вы сначала выясните, что люди в разных странах, оказывается, разные. Потом выясните, что, оказывается, они все одинаковые. Потом напишете об этом книгу. А я потом назову эту книгу дерьмом. Не делайте этого, пожалуйста. Я не хочу вам грубить. Вот вам мой нон-фикшн на сегодня — когда сядете писать, подумайте про мою маму. Напишите так, чтобы ей не понравилось. Пускай это будет четвертым уроком.