В конце октября выдались два дня, когда дождь лил не переставая. Идёшь, натянув капюшон на глаза, и ёжишься, вдыхая влажную взвесь, что зовётся московским воздухом. Ну и куксишься, конечно. Люди двигаются в размытой дымке, будто едешь, глядя сквозь лобовик с неработающими дворниками. Пора унылая, настроение аналогичное. Впереди идёт юноша с собакой. Уже не подросток, но ещё и не в том возрасте, в котором применимо наше обычное «молодой человек». Жаль, слово «отрок» из употребления вышло. Короче, идёт щегол. За щеглом плетётся собачий старикан – чёрно-белый русский спаниель. Длинные уши, усталая походка. Путь наш лежит в элитку, которая торчит над районом, как сторожевая вышка. Дом огорожен глухим забором и вход один – через ворота. Пропускная система – кнопка вызова охраны. - Боцман! – призывает пацан. – Давай же быстрей, не выпендривайся! Боцман поднимает на хозяина голову, смотрит внимательно и укоризненно – и продолжает волочься лапами. - Боцман! Не будь скотиной, ну! – требует пацан. Идёшь и злишься. Пацан тащит за собой Боцмана к воротам элитки, а собакен явно вымотан до донышка. «Щегол элитный, неприятный, - пыхтишь себе в воротник куртки. – Сам не будь скотиной!». Заходим. Перед широкой лестницей к подъезду Боцман не выдерживает, ложится плашмя и раскидывает уши по мокрой плитке. Устал. Не может идти. Всё. - Бо! – ласковым голосом зовёт его мальчишка, присев на корточки. – Ну ты чего, дружище, совсем всё? Тогда давай на ручки. И тут эта хитрая морда, из-за которой я предала пацана анафеме, ловко, как щенок, и привычно, как любимая папина дусечка, запрыгивает на калачик из подставленных рук. Быстренько закидывает грязные мокрые лапы на плечи пацану, укладывает седую морду ему на плечо – и, страшно довольный собой, смотрит на меня взглядом весёлого патриция. Видала, а? Ну, кто тут умница? Кто тут самая умная собака в мире? Гляди, как я на папе домой поехал! Уиии! И сразу оказывается, что в общем-то нормально всё. И даже хорошо. Вон спаниель какой роскошный, балованный. А что дождь - так ведь осень. Прекрасная московская осень. И дворники заработали, и лобовик снова чист. Вы простите меня, отрок, что думала о вас всякую фигню. Исправлюсь, ей-ей.