#пишу | #jeongin Чонин хочет сбежать, чтобы спастись. он давно планирует — делится своими намерениями тихо, шепотом, когда никто не подсматривает, когда у стен закрыты уши, — делится, касаясь губами тонкой кожи, прикрывая глаза и боясь нарушить грузную тишину... он устает в активном темпе жизни — расписание по часам, встречи, тренировки и невозможность взять жизнь в свои руки утомляют, как никогда раньше. и однажды поздно ночью Чонин говорит, смотря глаза в глаза: — давай сбежим. сразу уточняет... — ненадолго. на один день... или сутки. или, может, пару ночей — на сколько хочешь, на столько и сбежим. его дыхание чувствуется у уголка рта. говорит приглушённо, почти таинственно и — до неприличного — интимно. хочется тут же задать вопрос: — у тебя не будет проблем? Чонин коротко целует — сухо, не углубляя, сминая, легонько щипая. кивает. — будут... и Чан-хён станет ругаться из-за того, что я такой безответственный. — Чонин выдерживает паузу, поправляет прядь волос, заправляя ее за ухо. — но мне это необходимо. я устал и понимаю, что ещё немного — подведу всех. когда время касается трёх часов ночи, слова приобретают особенную откровенность: такую, какой не бывает при свете солнца. может, всему виной усталость, накопившаяся за день, а может, дело всего-навсего в доверии, разделенном между двумя, как половинки яблока. но Чонину невозможно не поверить. тихо вздыхает и прижимается щекой к крохотной венке на шее. закрывает глаза, щекоча ресницами кожу... — ты спасёшь меня, если согласишься. звучит так громко. почти драматично... — хорошо. давай сбежим. Чонин не теряет времени: ждёт до рассвета, цепляя пальцы, переплетая в объятиях... путаясь руками под домашней одеждой — поясница, живот, спина, лопатки, мягкая грудь, — он негромко рассказывает о своем городе и о том, как хочет вернуться домой. о том, как его там ждут. — ожидание — самое важное, — говорит, не вставая с постели и цепляясь взглядом за диск солнца, осторожно выглядывающего из-за горизонта. — где ждут — там дом. я покажу тебе свой. Чонин отнимает руки от изможденного ласками тела, мягко улыбается, поднимается и проходит к окну. открывает, пускает ледяной воздух в раскалённую комнату и, всматриваясь в небо, спрашивает: — покажешь мне свой? — мой? Чонин оборачивается. — свой дом. там, где тебя ждут. хочется усмехнуться. качнуть головой, может, слегка посмеяться — ситуация до того умилительная, что почти забавная. подняться. подойти к нему сзади, заинтересованно наблюдающему за каждым шагом... обнять. обхватить, такого широкого, выросшего за последние несколько лет, плотного и подтянутого... от Чонина пахнет свежестью, холодом и — немножко — порошком. коснуться его груди. — если, как ты говоришь, дом — там, где ждут... тогда он вот здесь. Чонин тихо смеётся. — получается, я тебя тоже спас? получается... положить подбородок на его плечо, закрыть глаза, прижимаясь к его спине. не успеет разлиться рассвет, не успеет голубизной раскрыться небо — в комнате больше никого не будет. следующие несколько дней — дорога в Пусан, неловкие поцелуи в крохотных закоулках города и ужин с его семьёй. а ещё — разговоры до утра, когда у стен закрыты уши. о том, как найти свой дом, и о том, как спасти друг друга.