Мы с друзьями разделились во мнении относительно концовки. Если кратко, то для них финальная сцена в автомобиле стала доказательством того, что Анора всё та же девушка лёгкого поведения, она по-прежнему действует меркантильно, а её слезы — это осознание вернувшихся порядков и конца сказки, начавшейся в Вегасе. Мне такая версия не нравится. Я вижу здесь иную главную мысль(по крайней мере, для меня она делает фильм менее плоским). Анора, после всего ада, через который она прошла, осознаёт, что Игорь — тот самый человек, который проявлял искреннее сопереживание и заботу о ней. Её трогает не кольцо и его стоимость, а сам поступок Игоря. Сцен, демонстрирующих заботу Игоря достаточно: шарф, требования извинений от Ивана, помощь с чемоданами, кольцо. Этот персонаж отличается от всех. Он небогат, живет в бабушкиной квартире и ездит на её машине. Ранее Анора использовала своё тело исключительно ради материальной выгоды. Здесь же у неё уже всё было на руках: кольцо и 10 тысяч. В такой ситуации героиня, как правило, просто бы взяла кольцо и ушла. Однако в этот раз ею движут настоящая симпатия и благодарность. Несмотря на это, Анора не могла признать тот факт, что ей действительно понравился человек, да ещё и с глазами насильника. Во время финальной сцены Анора сравнивает Игоря с его машиной, на что Игорь спрашивает: “Она тебе нравится?”, а героиня отвечает: “Нет”. Анора испытывает трудности с принятием своих чувств, поскольку она утратила привычку быть привязанной к кому-то без материальной выгоды. В глазах других она была лишь секс-игрушкой. Она так привыкла к этому образу жизни, что снова поступила соответственно. Но, даже несмотря на такой финт Шона Бейкера в конце, всё выглядит неубедительно. С одной стороны, режиссёр этим приёмом нашёл выход и придал какую-то мораль фильму. С другой, он сделал это слишком резко. Этот трюк не очень вписывается в события двух предыдущих часов. Персонаж Иван и его образ жизни идеально символизирует фильм в целом. Мы посмотрели фильм, сказали “спасибо, было весело!”. Но запомним ли мы его? Будет ли он для нас чем-то большим, чем победителем Каннского кинофестиваля? Оставим ли мы для него отдельное место в нашем сердце? Скорее всего, нет.