Сказъ о томъ, какъ госпожи чепуха и реникса посѣтили были редакторовъ и какъ ушли онѣ Чеховъ въ «Трёхъ сёстрахъ» обыгралъ непониманіе написаннаго отъ руки слова: учитель по прочтеніи школьнаго сочиненія начерталъ приговоръ — чепуха, а ученикъ прочёлъ реникса, думая, что это запись по-латыни. Дѣйствительно, чепуха и renyxa при написаніи отъ руки выглядятъ одинаково; то же наблюдается съ нѣкоторыми другими словами. — Схожій обликъ имѣютъ Puma и Рита — названіе фирмы и женское имя (курсивъ на нихъ не ставлю, а не то и на печати Пуму съ Ритою не получится распознать — одну отъ другой не отличишь). Слово mama есть въ европейскихъ языкахъ, использующихъ латинскій алфавитъ, пусть и не являясь основнымъ для обозначенія матери; при записи отъ руки тата ‘папа’ выглядитъ точь-въ-точь какъ mama, и при печати курсивомъ тоже. Жизнь полна чепухи. Иногда чепуха, преобразуясь въ рениксу, можетъ обернуться непріятностями. Мы готовили «Азъ» къ печати, провѣряли текстъ. Въ явленіи первомъ одинъ герой завершаетъ монологъ многоязычнымъ предложеніемъ, по-русски его начиная и по-русски же заканчивая. Въ нерусскую фразу неожиданно затесалась русская тучка. Поначалу — не понимая написаннаго на неизвѣстномъ мнѣ языкѣ — я воспринялъ всё какъ должное. Какъ редакторъ, я не могу допустить, чтобы остались непровѣренными фразы на языкахъ, которыхъ я не знаю. Держа въ головахъ необходимость привлеченія людей для вычитки завершающей части монолога изъ явленія перваго, первостепенное вниманіе мы обратили на ещё болѣе длинный многоязычный монологъ трёхстишіями изъ явленія седьмого, начинающійся и заканчивающійся по-русски. Трёхстишный монологъ въ явленіи седьмомъ провѣрили почти весь, но никакъ не удавалось найти человѣка, могущаго помочь намъ и прочесть исландскую строфу. Усилія Алексѣя Юрьевича и его жены обернулись успѣхомъ: они нашли филологиню, говорящую, читающую и пишущую по-исландски; она всё провѣрила и уберегла двухъ редакторовъ — меня съ Алексѣемъ Юрьевичемъ — отъ позора. Оставалось вернуться къ явленію первому и провѣрить многоязычное высказываніе. Разные люди помогли намъ, и въ моей головѣ худо-бѣдно складывалось пониманіе, чтó значитъ послѣднее предложеніе въ монологѣ героя. И тутъ всталъ вопросъ съ тучкою. Стало замѣтно, что она диссонируетъ съ нерусскимъ текстомъ, врѣзаясь въ него чужеродной вставкой. Мнѣ говорили: здѣсь, кажется, что-то не такъ, — да и самъ я призадумался. Тучка стояла посерединѣ исландской фразы — я уже догадался, что фраза именно исландская: ни одинъ свѣрщикъ не сумѣлъ её перевести; — по догадкѣ и остаточному принципу фразу отдали на разборъ исландоговорящей филологинѣ, а она всё провѣрила до и послѣ тучки, дополнительно указавши на странность тучкина появленія. Открываю рукопись поэта посмотрѣть ещё разъ, какое слово онъ написалъ, и удостовѣриться въ умѣстности тучки послѣ одного и передъ двумя исландскими словами. Смотрю на рукопись — и тутъ меня осѣняетъ: никакая это не тучка — это myrka. Спрашиваю у филологини, знающей исландскій, — она подтверждаетъ: да, есть такое слово, это прилагательное тёмное въ винительномъ падежѣ. Русская тучка и исландское myrka, написанныя отъ руки, выглядятъ одинаково — точь-въ-точь какъ чепуха и renyxa. Слава Богу, чепуховый вопросъ не обернулся непріятностью, за которую редакторамъ пришлось бы затѣмъ краснѣть. Многоязычное предложеніе въ діалогѣ находится на двадцать восьмой страницѣ. Книгу уже печатаетъ типографія. P. S. Посѣтили были передъ ушли въ заголовкѣ — не опечатка.