Фильм «Субстанция» вовсе не тот, каким пытается показаться (часть 2).
Я предполагаю следующие проблемы фильма:
😈 Ненависть общества к взрослым женщинам, культ красоты, педофилии и порнографии никак явно не критикуется. Да, героиня оказывается трижды убита погоней за красотой, и не находит счастья в новой версии себя, напротив, субстанция открывает ей путь к еще большему селфхарму, унижению и насилию, Элизабет ненавидит Сью, Сью ненавидит Элизабет — саму себя. Однако эту реальность фильм преподносит как просто правду о жизни. Что мир просто так устроен. Женщине доступна любовь только по праву «красоты», а «уродины» будут жестоко убиты. Фильм не говорит, что так, как происходит, быть не должно. Напротив, он убеждает, что иначе быть не может. Героиня ни разу не задается вопросом, надо ли ей это, принесет ли это настоящую любовь и счастье. Она упускает реальную проблему того, кто вынудил ее ненавидеть себя и убивать себя ради пары часов славы. Вокруг Элизабет нет ни одной женщины, которая могла бы ей помочь осознать, что проблема не в ней, а в патриархате — в мужчинах, использующих и продающих ее. То, что Элизабет женщина, и то, что она одинока, становится её приговором.
😈 Когда Сью убивает Элизабет, это неосторожно наслаивается на известную «истину»: добро всегда побеждает зло. В данном случае зло — старая почти-труп Элизабет, а добро, ее побеждающее — порно-Сью. Можете счесть это притянутым за уши, но большинство медиа в нашей культуре построены именно по такой логике; кроме того, в каждой патриархальной сказке именно старые женщины — злодейки, а молодые и красивые — добрые. Осознаем мы это или нет, на мой взгляд, момент с «победой» красивой версии над уродливой версией лишь подтверждает ожидание, что «уродины» будут жестоко убиты, и что старые женщины — психованные просиживательницы диванов, и их справедливо ненавидят. Сама Элизабет так и не решается занять рациональную сторону и покончить с экспериментом, даже будучи полностью опустошенной эгоистичной порно-Сью.
😈 На самом деле, фильм слабо связан с реальными практиками красоты. Напротив, хотя «субстанция» репрезентует различные инъекции и «уколы красоты», мы, как зрительницы, помним, что это всего лишь вымысел. Жанр хоррора добавляет абстрагирования и гиперболизации, легко после его просмотра решить, что ужас с экрана не идет ни в какое сравнение с реальными практиками красоты, ведь он выдуманный. Скорее всего, практики красоты и даже операции будут казаться более мягкими, простыми и приятными. Действительно, от укола инъекции из нашей спины не вылезет другая «я», которая двадцать минут будет жестоко убивать нас, — а значит, ничего страшного в нем нет, и даже плохие последствия не смогут сравниться с показанным в фильме. Тем более, в реальности операции проводят обычно под наркозом профессиональные вредительницы, что тоже снижает ощущение и понимание происходящего насилия. Фильм несет эффект типа: «Фух, слава богине в реальности всё совсем не так!». На мой взгляд, жанр хоррора очень вредит просветительской составляющей фильма.
😈 Как это типично для искусства эпохи постмодерна, фильм не дает никаких авторских выводов, а также оставляет бесконечный простор для интерпретаций. Даже среди феминисток впечатления о фильме разнятся — одни находят его эстетически восхитительным, другие болезненно жизненным, третьи откровенно мерзким и анти-женским. По крайней мере, женщины с фем-оптикой могут увидеть и проанализировать смыслы вредительства практик красоты, но женщины без фем-оптики, по моим предположениям, лишь сильнее убедятся в рациональности страха перед старением. С большей пользой для любой женщины я бы посоветовала прочитать книгу
«Красота и мизогиния» Шейлы Джеффрис — мерзости в ней не меньше, а все данные не являются художественным вымыслом.
Часть 1
Часть 3