Про выборы (1/2) Выборы депутатов в Узбекистане, прошедшие 27 октября, для меня стали самыми спорными из всех выборов, которые я освещал. В тот день я смог подключиться к работе ближе к 17:00 – за три часа до конца голосования. Но и этого времени хватило для того, чтобы зафиксировать достаточно количество нарушений. На одном из участков в Яшнабадском районе не было ни одного наблюдателя от партий. Напомню, что это те лица, которые должны следить за тем, чтобы процесс голосования и подсчета голосов проходил без нарушений, манипуляций и фальсификаций в интересах партий и кандидатов. Ближе к 20:00 я отправился в Ташкентскую городскую избирательную комиссию, где в 2023 году наблюдал за подсчётом голосов на досрочных выборах президента. Тогда журналисты могли перемещаться по территории без каких-либо ограничений, снимать почти всё, что захочется, в том числе протоколы с участков, где были указаны голоса, и экраны компьютеров, где сводились в таблицы с результатами (репортаж и результаты). В этот раз меня и наблюдателей из ОБСЕ (единственные, кто по-настоящему следят за честностью и прозрачностью выборов) ждала красная лента, за которую нельзя было переступать. Наблюдатели, в том числе от партий, могли только сидеть на стульях и следить за процессом издалека. Для понимания уровня контроля: человека, отправляющегося в туалет, сопровождал отдельный сотрудник. Чтобы исключить возможность фотографирования компьютеров, расстояние до наблюдателей ещё больше сократили. Несмотря на это, мне и наблюдателям удалось зафиксировать множество ошибок и вызывающих вопросы фактов. Среди протоколов, которые я сфотографировал, были пустые, написанные карандашом, зачёркнутые, переписанные заново или исправленные замазкой (фото в комментариях под постом). И это – лишь с одного округа. При этом, стоит отметить, что члены городской комиссии отказывались принимать такие протоколы. Но председатели участков не возвращались на свои участки для согласования изменений с другими членами комиссии. Вместо этого они поднимались на второй этаж, где, вероятно, вносили правки, а затем спускались, чтобы сдать протоколы. Некоторые корректировали документы прямо за столами в буфете или в комнате охранника. За три часа посчитал где-то 40-45 председателей участков, которые поднимались на второй этаж из-за допущенных ошибок и неточностей при оформлении протокола и потом спускались обратно. На месте выяснилось, что в городской комиссии собирали только протоколы голосования за кандидатов в Законодательную палату. Протоколы по районным и городскому кенгашам собирались в других местах, но их адреса не были опубликованы, что практически исключило доступ наблюдателей к этим точкам. Информация о кандидатах в кенгаши ограничивалась лишь фотографиями, ФИО и возрастом. Биографии нигде не публиковались, а партии не выкладывали списки кандидатов на своих сайтах и в соцсетях. В таких условиях в кенгаши могли пройти «нужные люди по спискам». Хотелось бы ошибиться. Кроме того, ни одна партия и даже ЦИК не отчитались о расходах из госбюджета, выделенных на выборы, как и в предыдущие годы. Эти выборы стали самыми цензурированными на моей памяти (в 2016-2019 годы были самые свободные времена). В СМИ и соцсетях удалялась почти вся негативная информация о выборах, включая конструктивную критику. В таких условиях избиратели получают ограниченную и одностороннюю информацию о кандидатах и их программах, что мешает сделать осознанный выбор. Цензура усиливает недоверие общества к избирательной системе и институтам власти, создавая впечатление манипуляций. Наблюдатели ОБСЕ указывали на несоответствия между количеством поданных голосов и официальной явкой, а может свидетельствовать, что цифры действительно могли рисовать (подробности). Всё это приводит к росту политической апатии: когда избиратели чувствуют, что информация искажена или скрыта, они могут считать, что их голоса не имеют значения. @latipovsblog