Двадцатый век был, а двадцать первого века нету.
На одном новогоднем канале мировая мама Любовь Добржанская произносит свое укоризненное: если ты сейчас не женишься, ты не женишься никогда.
У мировой мамы сразу и безошибочно опознаваемые каждым, кто застал советский мир, лицо и голос человека из бывших, лишенца и вредителя.
Когда ей было тринадцать, она была гимназисткой в булгаковском Киеве, девочкой из романа "Белая гвардия", из очень похожего круга, похожей семьи, - и когда думаешь о той грандиозной дистанции, что отделяет в ее истории прошлое от будущего, ее снежный Киев восемнадцатого года от такой же снежной рязановской Москвы семьдесят пятого, то думать не о чем.
Это расстояние слишком велико, чтобы о нем думать.
А на другом новогоднем канале шутит свою шутку хахашник Масляков. Он сидит в телевизоре пятьдесят пять лет - примерно столько же, сколько прошло с булгаковского снега до снега рязановского. Но этих лет не было.
Если на тонком, трагическом лице мировой мамы они видны все, и этот грим времени ее одновременно и преображает, и угнетает, - то гладкий как блин кавээн не сообщает нам вообще ничего. Мы, может быть, видим его сейчас, а может быть, дело происходит лет двадцать назад, а то и в семьдесят пятом, какая разница. И если бы он был на месте мировой мамы, в фартуке и на кухне, он бы сказал: какая разница, женишься ты сейчас или не женишься никогда. Будущего все равно нет, есть одно бесконечное, вязкое, на два века растянутое настоящее.
И еще было прошлое. Ну его, оно не смешное.
Двадцать первого века нет - и слава Богу.
Но двадцатый век был. Там много стреляли, шел снег, и человек знал, что у него нет пятидесяти пяти одинаковых лет, что он в любую минуту может стать бывшим - во всех отношениях, и человек смотрел на снег, и человек говорил: сейчас или никогда.
Подписывайтесь на канал, друзья.
https://t.center/komissargone_bot?start=sub1