Считать май особенным для себя месяцем я начал 18 лет назад; мне самому было 18. Судьбоносные маи случались и потом, но тот был первым. И начинался он с Маевки. «Логинов, это папа и моя сестра, знакомьтесь», — сказала Ксюша, когда мы с ней и Марком сели на задние сиденья. Те смотрели на нас с передних, обернувшись, и я подумал только: «Ок, сестра похожа на солистку группы Moloko». Мои мысли тогда занимали две другие девушки (я пытался распутать то, в чем сам запутался пару недель назад, переживал и надеялся со всем разобраться на Маевке, где они обе должны были оказаться), влюбляться в старшую сестру девушки друга я точно не собирался. На Маевку мы ехали втроем (Таня сказала, что, может быть, приедет позже), и по пути в Академгородок я про нее вообще забыл. Следующий раз (первый, по сути) я увидел Таню в толпе на «Цветном проезде», куда меня заботливо привел Миша Павстюк, обнаруживший, что я заблудился в трех соснах вокруг НГУ и не могу найти дорогу на остановку. Ни с чем из того, что меня терзало, я, разумеется, не разобрался, зато напился и хотел только одного — умереть, чтобы всем стало жалко. Умереть не получилось, но уехать не получалось тоже. Автобусы до «Речного», заполненные людьми, уезжали один за другим, но толпа меньше не становилась. Таня стояла на остановке очень спокойная: уедем — уедем, нет — нет. Меня тогда это впечатлило. Время становилось всё более поздним, ночевать в Академе совсем не хотелось. Кому пришла мысль поехать через ГЭС, не помню, но в итоге мы набились нашей компанией из 10 человек в тесный 23-й и поехали до «Ветлужской», а там сели на 45-й. Помню, что Марк курил в окно на задней площадке. Когда проезжали мою Затулинку, я мог выйти и даже порывался, но все стали отговаривать: «Да поехали к Гридчину дальше тусить!» Я посмотрел на всех так, чтобы последней мне отрицательно помотала головой Таня, улыбаясь тому, как меня все отговаривают, и согласился, и с «Башни» до Вертковской шел уже рядом с ней. Дома у Гридчина мы сами вызвались чистить картошку, на кухне разговаривали взахлёб не помню о чем, и я рассказал ей про песню «Таня» группы «Краденое солнце», которая с тех пор ассоциировалась у меня с ней и сыграла в нашей истории важную роль. Уходя на следующий день от Гридчина, мы договаривались с Таней пойти в «Синему» на «Ванильное небо». Ее сестра, услышав это, спросила: «Вы в кино УЖЕ вдвоём собрались, что ли?!» «Ксень, ты сейчас так спрашиваешь, будто мы, я не знаю, детей УЖЕ крестить собираемся», — засмеялась Таня. «Общих!» — уточнил я. Май предстоял жаркий и солнечный. Чем это для нас может кончиться, я не думал. Даже не могу сейчас назвать «романом» то, что между нами происходило, но мою жизнь она и всё, что с ней связано, изменила очень сильно. Я остался рядом в утешительном статусе «друга семьи» и еще лет пять-шесть без этой семьи не мог себя представить. А теперь почти не общаюсь с ними: Ксюша, Таня, их родители, на полтора года ставшие мне первыми тёщей и тестем, Марк — все они словно остались там и тогда. Но в начале каждого мая я всегда вспоминаю тот вечер и всё, что было потом. А в этом году я понял, что прожил с тех пор столько же лет, сколько мне было тогда.