#пишу |
#jeongin Чонин хочет сбежать, чтобы спастись.
он давно планирует — делится своими намерениями тихо, шепотом, когда никто не подсматривает, когда у стен закрыты уши, — делится, касаясь губами тонкой кожи, прикрывая глаза и боясь нарушить грузную тишину...
он устает в активном темпе жизни — расписание по часам, встречи, тренировки и невозможность взять жизнь в свои руки утомляют, как никогда раньше.
и однажды поздно ночью Чонин говорит, смотря глаза в глаза:
— давай сбежим.
сразу уточняет...
— ненадолго. на один день... или сутки. или, может, пару ночей — на сколько хочешь, на столько и сбежим.
его дыхание чувствуется у уголка рта. говорит приглушённо, почти таинственно и — до неприличного — интимно.
хочется тут же задать вопрос:
— у тебя не будет проблем?
Чонин коротко целует — сухо, не углубляя, сминая, легонько щипая.
кивает.
— будут... и Чан-хён станет ругаться из-за того, что я такой безответственный. — Чонин выдерживает паузу, поправляет прядь волос, заправляя ее за ухо. — но мне это необходимо. я устал и понимаю, что ещё немного — подведу всех.
когда время касается трёх часов ночи, слова приобретают особенную откровенность: такую, какой не бывает при свете солнца. может, всему виной усталость, накопившаяся за день, а может, дело всего-навсего в доверии, разделенном между двумя, как половинки яблока.
но Чонину невозможно не поверить.
тихо вздыхает и прижимается щекой к крохотной венке на шее. закрывает глаза, щекоча ресницами кожу...
— ты спасёшь меня, если согласишься.
звучит так громко. почти драматично...
— хорошо. давай сбежим.
Чонин не теряет времени: ждёт до рассвета, цепляя пальцы, переплетая в объятиях... путаясь руками под домашней одеждой — поясница, живот, спина, лопатки, мягкая грудь, — он негромко рассказывает о своем городе и о том, как хочет вернуться домой.
о том, как его там ждут.
— ожидание — самое важное, — говорит, не вставая с постели и цепляясь взглядом за диск солнца, осторожно выглядывающего из-за горизонта. — где ждут — там дом. я покажу тебе свой.
Чонин отнимает руки от изможденного ласками тела, мягко улыбается, поднимается и проходит к окну. открывает, пускает ледяной воздух в раскалённую комнату и, всматриваясь в небо, спрашивает:
— покажешь мне свой?
— мой?
Чонин оборачивается.
— свой дом. там, где тебя ждут.
хочется усмехнуться. качнуть головой, может, слегка посмеяться — ситуация до того умилительная, что почти забавная.
подняться. подойти к нему сзади, заинтересованно наблюдающему за каждым шагом...
обнять. обхватить, такого широкого, выросшего за последние несколько лет, плотного и подтянутого... от Чонина пахнет свежестью, холодом и — немножко — порошком.
коснуться его груди.
— если, как ты говоришь, дом — там, где ждут... тогда он вот здесь.
Чонин тихо смеётся.
— получается, я тебя тоже спас?
получается...
положить подбородок на его плечо, закрыть глаза, прижимаясь к его спине.
не успеет разлиться рассвет, не успеет голубизной раскрыться небо — в комнате больше никого не будет. следующие несколько дней — дорога в Пусан, неловкие поцелуи в крохотных закоулках города и ужин с его семьёй.
а ещё — разговоры до утра, когда у стен закрыты уши. о том, как найти свой дом, и о том, как спасти друг друга.
