Крайне редко получаю читательское удовольствие. Обычно мое чтение сопровождается думанием о том, как текст сделан: традиция, язык, композиция. Но недавно открыла «Колонию» Одри Маги и впервые за несколько лет не стала читать разом. Растянула на две недели.
К книгам об Ирландии я стала чувствовать симпатию после того как прослушала «Охотника» и «Искателя» Таны Френч, поэтому взяла «Колонию» не глядя. Оказалось, что это просто замечательный текст. Я впервые увидела, как метод Джойса пророс в современной литературе не как поза или виньетка, а как органика. Причем в «Колонии» поток сознания настолько тонко темпорирован, что хочется хлопать в ладоши и говорить: ну дает! Мне бы хотелось назвать «Колонию» не романом, а поэмой. Это лиро-эпическое произведение об истории Ирландии и даже больше — европейском колониальном наследии.
История такая: 70-е, на большой земле ирландское освободительное движение ежедневно устраивает теракты. О терактах говорят по радио, его жители острова слушают ежедневно. Там, на дальнем каменном острове, живет четыре поколения ирландцев; мужчины — рыбаки, женщины занимаются хозяйством и ждут мужчин из плавания или, чаще всего, с того света. Самое старшее поколение не говорит на английском, именно поэтому каждый год к ним ездит французский лингвист, он пишет диссертацию об умирании языка. И тут, в самый разгар политических событий, на остров, чтобы рисовать утесы, приезжает художник англичанин. Его видеть не рады, но он может платить большие, по меркам острова, деньги за постой и стол. Тем лучше — постоянно заказывает что-то с большой земли, а для членов общины это еще одна возможность заработать.
Ирландцы терпят художника, пока на остров не приезжает француз. Лингвист говорит по-ирландски и запрещает англичанину разговаривать: для диссертации он должен отслеживать изменения в языке там, где нет носителя английского. Художник, понятно, все портит. Их неприязнь взаимна: англичанину для работы нужна тишина, француза селят в соседний коттедж, от него никакого покоя: он ходит туда-сюда, слушает диктофонные записи, разговаривает с жителями острова. К тому же поднимает тему колонизации Ирландии, художник аппелирует французу: Алжир. Примирить их невозможно.
В итоге диалог француза и англичанина превращается в делёжку: они делят пространство (не своего) острова, делят молодую вдову (для одного она модель, для другого — любовница), делят внимание подростка (один настаивает на том, чтобы тот говорил на ирландском языке, другой учит рисовать и дарит альбомы европейского искусства). Местные смотрят на эту борьбу, слушают радио и просто живут свою тяжелую жизнь на каменном острове. Потому что гости-захватчики уедут, а у них впереди зима и в семье не осталось мужчин, чтобы наловить рыбы.
АПД: книга нашлась. Коллеги и подписчики, обращаюсь к вам. Ищу книгу 1994 года: Петр Успенский «Новая модель вселенной». Мне нужна именно бумага, чтобы посмотрели страничку и мне прислали.
Если вы работаете в библиотеке, находитесь в библиотеке или в вашей библиотеке со времен бума эзотерики 90-х сохранилась эта книга, напишите мне, пожалуйста, в личку.
Многие знают, что я уже несколько лет собиралась взяться за Елену Гуро. Сначала я думала написать о ней кандидатскую, потом решила написать книгу. В конце концов, она меня стала так бесить, что я решила вообще отказаться от мысли работать над этим текстом. Все материалы, которые в течение последних четырех лет я собирала повсюду, — от архива РГАЛИ до выставок и частных коллекций, — я положила в самую дальнюю папку, книги и каталоги закинула на верхнюю полку. Какие-то материалы вообще удалила.
Но так бывает: спрячешь что-нибудь подальше, и оно тебе сразу нужно. Так и с Гуро. Только я усилием воли заставила себя о ней забыть, я сразу поняла, как оформить фактуру и мысли, которые я собирала на протяжении последних четырех лет. Писать книгу про такую фигуру как Гуро дело гиблое, Гуро требует гибридного произведения, требует сверх-повести (по Хлебникову). Поэтому написала поэму, которую назвала «Книга Гуро». Писала ее примерно месяц, снова прожила гнев, уныние и удивление. Наконец, поэму я отправила своему редактору, она войдет в мою книгу стихотворений, которая готовится к публикации.
Это, как ни странно, была моя самая тяжелая работа. Возможно, потому что Елена Гуро — фигура для меня радикально далекая и непонятная. Признаюсь, она не стала мне ближе, пока я писала о ней поэму. Почему я за нее взялась? Често скажу, не знаю. Просто выбрала и все, наверное, потому что чувствовала, что будет совсем не легко. Если откровенно, я никогда не испытывала столько облегчения после того, как закончу текст.
Похоже, Individuum берет курс на петербургскую прозу. После новой книги Алексея Конакова «Табия тридцать два», издательство готовит книгу Аллы Горбуновой «Нет никакой Москвы». Мне кажется, Горбунова и Individuum — идеальный альянс.
В издательстве Jaromir Hladik готовят книгу колонок нобелевской лауреатки Виславы Шимборской «Внеклассные чтения от А до Z», в нее вошло более пятисот текстов о книгах, выходивших в Польше с конца 1960-х до начала 2000-х годов.
Носорог готовит к изданию «Алоэ» Кэтрин Мэнсфилд. «Алоэ» — автобиографический роман о жизни в Новой Зеландии. Полагаю, тем, кто любит прозу Лиспектор, Дитлевсен и Вулф, книга очень понравится.
А для поклонников мистической прозы в Альпине вышла повесть Анны Пестеревой «Пятно».
В этом году Ad Marginem исполняется 30 лет. В честь юбилея издательство устраивает фестиваль, который будет идти целую неделю на нескольких площадках Москвы. С днем рождения, одно из моих самых любимых издательств!
Делаю дополнительные десять встреч писательского кроссфита. Идею этого формата я взяла у многофункциональной спортивной дисциплины: часовая интенсивная тренировка, направленная на развитие силы и выносливости.
Писательский кроссфит тоже направлен на развитие выносливости — многие участницы заметили, что писать стало намного легче.
Что касается навыков — я включаю в тренировки разные форматы от эссе до работы над идеями сюжета; предлагаю поработать над чужими ошибками, чтобы в будущем лучше видеть собственные на письме; участницы пишут стихотворения и экфрасисы, сценарии к клипам и альтернативные сюжеты про популярных героев мультфильмов.
После каждой тренировки у участниц остается около семи черновиков, которые в будущем можно будет доработать или включить в свои тексты.
Мы будем встречаться по субботам с 7 сентября до 9 ноября в 15:00 по московскому времени. Можно прийти на пробное, взять абонемент на 5 и 10 тренировок.
Я всегда читаю предисловия, но, как правило, принимаюсь за них уже после того, как прочла книгу. Предисловие это жанр, не подразумевающий интерпретации, в предисловии принято писать о контексте и судьбе автора. Тем не менее за последние года два я написала несколько предисловий, этого требовал формат издательства; но все эти предисловия я писала скорее как послесловия. Потому что послесловие позволяет больше свободы и, как правило, говорит с человеком, уже прочитавшем книгу и знающем, что к чему.
Предисловие к «Разводу» Сьюзен Таубес я тоже писала как послесловие. Иначе мне не удалось бы поразмышлять об этом романе, а он мне кажется выдающимся. Получила огромное удовольствие, работая над этим текстом.
«Развод» выпал из истории буквально сразу после смерти Таубес, многие думают, что это связано с прохладными откликами на роман. Я все же считаю, что эту книгу не поняли: редакторы издательства намудрили, просили исправить концовку и изменили название на более продающее. Не поняла книгу и подруга Таубес, Сьюзен Сонтаг, она в своем дневнике написала: «Что осталось от Сьюзен? Роман, который никто не читал, да рукопись о С. В. (Симона Вейль), которую я храню в шкафу в Нью-Йорке (непрочитанной), и о ней никто не знает». Она вообще Таубес, похоже, не понимала, считала подругу слабой и посредственной. В итоге «Развод» исчез на пятьдесят лет, а после переиздания в прошлом году, его поместили в список самых важных американских романов. О том, что этот роман как раз не американский, я пишу в эссе.
Выйдет «Развод» в октябре в издательстве «Подписных изданий», но сейчас можно предсказать книгу.
Издательство Ивана Лимбаха открыли предзаказ на книгу стихотворений Эмили Дикинсон в переводе Веры Марковой, прекрасная новость. Еще у Лимбахов день рождения, поэтому они дают скидку 29% на все книги.
Ad Marginem анонсировали выход монографии Антонины Заинчковской о Вере Еромлаевой. Ермолаева была художницей и иллюстрировала книги обэриутов, погибла в 1937 году в Карлаге. Большинство работ Еромолаевой утрачены, но книги с ее иллюстрациями сохранились, Заинчковская собрала все документы, написанные художницей тексты и сопроводила материалы обширным искусствоведческим комментарием. Очень жду книгу.
В Новом издательстве вышла книга Марии Степановой «Фокус». Где купить бумагу я не нашла, но электронная версия уже есть на Букмейте.
Лёд открыли предзаказ на книгу Скотт Пулла У. «Пустошь. Первая мировая и рождение хоррора». Ограничусь цитатой: «В каждом фильме ужасов, в каждом рассказе в жанре хоррор, в каждой компьютерной игре этого жанра резвятся и щекочут нам нервы призраки Первой мировой войны, обитающие у самого порога нашего сознания»
А между тем мы видим, что персонажи, как их понимал старый роман (а вместе с ними и весь тот старый аппарат, который служил для придания им ценности), уже не способны вобрать в себя современную психогическую реальность. И вместо того, чтобы раскрывать ее, как это было прежде, они ее затушевывают.
Таким образом, в результате эволюции, аналогичной эволюции живописи — хотя бесконечно более робкой и замедленной, прерываемой долгими застоями и отступлениями, — психологический элемент, подобно элементу живописному, незаметно освобождается от предмета, с которым был нераздельно слит. Он стремится к самодостаточности, к тому, чтобы обойтись, насколько это возможно, без опоры. И именно на нем сосредоточивает романист все усилия своего поиска, именно на нем должен сконцентрировать все усилия своего внимания читатель.
Новое Литературное Обозрение переиздает «Производство присутствия. Чего не может передать значение» Ханса Ульриха Гумбрехта. Эта книга выходила почти двадцать лет назад. Я ее читала в формате кустарного скана, в магазинах ее давно нет, у букинистов не нашла. Гумбрехта беспокоило телесное восприятие литературы. В «Производстве присутвия» он обращается к материальным факторам восприятия и предлагает включать осязание, когда человек соприкасается с текстом.
В КоЛибри вышла книга Даниэль Клод «Хюгге от коал. Жизнь среди деревьев». Из названия все ясно, глубокое исследование поведения коал. Кстати, я не знала, что коалы питаются только ядовитыми эвкалиптами и каким-то особенным образом выводят токсины. Хочу теперь узнать все про коал.
В издательстве Гаража вышла книга Саши Селивановой и Нади Плунгян «Меер Айзенштадт. Органика, архаика, модернизм», посвященная скульптору Меер Айзенштадту. Я видела видео с презентацией этой книги — в ней собрана масса материалов, которые до этого не были опубликованы. Книгу в руках еще не держала, но я фанатка всего, что делают Саша и Надя, поэтому рекомендую.
Jaromir Hladik Press объявили скидку 30% на некоторые свои издания, в том числе на годовую подписку. Советую «Хочется только спать» Василия Бородина, «Алхимию грошовой лавки» Чарльза Симика, «Экранное зрение» Анны Гринки.
Ad Marginem Press открыли предзаказ на сборник эссе Рейчел Каск «Ковентри». Я влюблена в ее роман «Второе место», теперь жду эссе о литературе, искусстве и жизни в английской глубинке.
Пауза заставляет человека думать. Когда я размышляю о визуальных пространствах, обозначающих слова «Я люблю тебя» в написанном тексте, это может привести меня к размышлениям о других пространствах, скажем, тех, что лежат между «тобой» в тексте и тобой в моей реальной жизни. И то и другое — пространства, порожденные некоторого рода символизацией. Оба требуют от разума оторваться от «здесь и сейчас» ради чего-то, что существует в виде проблесков в нашем воображении. В письмах, как и в любви, воображать — значит обращаться к тому, чего нет. Чтобы писать слова, я рисую буквы, чтобы заместить ими отсутствующие звуки. Чтобы написать «я люблю тебя» требуется дальнейшее аналогическое замещение, предположительно довольно болезненное. Твое отсутствие в синтаксической структуре моей жизни не заместить написанным словом. Простой факт, но для влюбленного он имеет огромное значение: ты и я — не одно целое.
Год независимых книжных начался пожаром нижегородской «Полки». Теперь затопило ростовский «В порядке». Магазин находится в небольшом подвальчике, его уже подтапливало несколько раз. Но теперь затопило капитально.
Настя Худякова, владелица «В порядке» посчитала ущерб — испорчено около 20% книг, плюс мебель и оборудование. В будущем, когда разрулят все юридические вопросы, «В порядке» устроят распродажу постпотопных книг. «В порядке», насколько мне известно, единственный в Ростове независимый книжный. Причем у них там полно редких изданий и букинистики. Я там покупала несколько книг, которых уже нигде не найти.
«В порядке» нуждается в помощи. В этом посте есть все реквизиты, а в канале — информация о потопе.
Хочу рассказать про программы, которые сейчас веду и на которые можно попасть.
30 июня буду вести однодневную мастерскую про память. Разберем «Событие» Эрно, поговорим про то, как можно использовать свою память и почему она — ненадежный рассказчик.
Я продолжаю вести Книжный клуб. На прошлой неделе мы закончили читать нобелевок, 2 июля начинаем читать экспериментаторок. Анна Каван, Эн Карсон, Лин Хеджинян и др. Можно купить абонемент на 6, 12 и 18 встреч.
Также до конца лета я веду Писательский кроссфит. Обожаю этот формат. Встречаемся по субботам и решаем сложные задачи: пишем ритурнели, списки, описываем запахи, потом обсуждаем. Участницы говорят, что им стало легче писать, а внутренний критик не поспевает за письмом. На Кроссфит можно взять пробное занятие и эти деньги зачтутся, если вы решите продолжать. Можно взять абонементы на 5 и 10 встреч.
Около года назад Маша Нестеренко попросила меня написать предисловие к книге «Исповедь женщины. Ответ Вейнингеру». В Норвегии текст вышел без имени автора. И на русский язык этот роман-эссе перевели и опубликовали как анонимный.
Когда я читала «Исповедь женщины», не могла отделаться от чувства, что это литературная мистификация, настолько текст пылкий и неоднозначный. Я, без понимания контекста, никогда не пишу никаких предисловий. Год назад Норвегия для меня была схожа с инопланетной цивилизацией, я ничего о ней не знала. Ни на русском, ни на английском языке про «Исповедь» я ничего не нашла, поэтому пошла по знакомым, искать человека с норвежским или историка-скандинависта. Мне помогла моя бывшая студентка Наташа, у которой несколько языков, она нашла мне статью про «Исповедь». Их я пропустила через переводчик.
Выяснилось что «Исповедь» была опубликована анонимно, но буквально через полгода раскрыли имя писательницы, ею оказалась Хульда Гарборг. Гарборг была выдающейся личностью — боролась за независимость Норвегии, завела моду на национальный костюм, буквально вернула его в обиход. Спустя пару лет после публикации Гарборг написала и выпустила продолжение своего романа-эссе. Но в России уже было не до того. Поэтому «Исповедь» так и осталась анонимной.
Благодаря этому исследованию «Исповедь» опубликовали уже под именем. А у меня осталась теплая дружба с девушкой из Норвегии, которая проверяла мое предисловие на точность исторических фактов. Теперь она присылает мне разные интересные материалы и даже фотки из музея, где стоит костюм, который сшила и носила Гарборг. А вчера она написала мне, что норвежский парфюмерный бренд KALIT выпустил духи HULDA. Хочу теперь послушать аромат. Вот такую великую женщину удалось поднять из архива женских дореволюционных журналов.
Пока я писала прозу, у меня совсем не было времени на стихи. Я еще всем жаловалась, что не пишу стихи и теперь непонятно, я вообще поэтесса и вернусь ли к поэзии. Похоже, да, возвращаюсь к поэзии и одновременно учусь работать сразу в прозе и в поэзии. Надо отметить, что держать равновесие на границе двух пространств задача не из легких. Но она меня завораживает.
Сегодня вычитываю верстку своей третьей поэтической книги. В нее вошли стихотворения, написанные мной за последние пять лет. Книга будет небольшая, времени на стихи было немного. Но мне кажется, она получилась замечательная.
Читаю сейчас книгу Симоны Мацлиах-Ханох «Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила». Уже не помню, откуда я узнала про нее, она долго лежала у меня в корзине, потом долго лежала на полке и тут попалась мне на глаза. Я ее купила исключительно из-за названия, не знала, что Мацлиах-Ханох опирается на идеи Юнга, и вообще ничего не знала.
Купила книжку, потому что устала от разговоров, в которых депрессия рассматривается как провал и то, к чему принято относиться с сочувствием. Человек с депрессией это такой страдалец, который завис на дне. Вот Мацлиах-Ханох пишет, что нет, депрессия — это путь туда и обратно. Она берет в качестве примера сказки про Белоснежку и Красную шапочку и интерпретирует их сон и попадание в живот волка как спуск на дно депрессии. Только смысл этих сказок в том, что из волка Шапочка вылезает, а Белоснежка просыпается.
Мацлиах-Ханох пишет, что в более ранних версиях сказок этим героиням помогали птицы и звери, а Шапочка каким-то другим способом выходила из живота волка, не благодаря дровосеку. Но это сейчас не так важно. Важно, что Белоснежка и Шапочка выходили из темноты новыми, преображенными, целостными Я. Тут надо сделать оговорку, что концепция целостного Я мне совсем не близка. Мне близко, что Мацлиах-Ханах не терапевтка и не имеет психологического образования, в некотором смысле, текст можно читать как эссе на тему. Она берет метод Юнга, но при этом опирается на такие фигуры как Сильвия Плат и Эдриан Рич.
Короче говоря, Симона Мацлиах-Ханох смотрит на депрессию не как на то, что уничтожает женщину, а как на то, что может стать местом преображения. Женщина в депрессии, конечно, часто выглядит так себе. Есть и те, кто страдает маскированной депрессией, на людях красивые примерные, а внутри, как в меме — дед инсайд. В любом случае по ним не скажешь, что они преображаются, но внутри них идет важная работа.
Мне кажется, если откинуть всю эзотерику Мацлиах-Ханох и переосмыслить свое отношение к депрессии, можно обрести надежду. А надежда в наше время дефицитное чувство. К тому же я устала думать о депрессии как о тупике. Поэтому всем, кто ищет надежду, — книжка для вас.
Есть у меня еще пара идей на этот счет, но я про это потом как-нибудь напишу.
У меня есть подруга, которой сложно угодить. Она спрашивает, что почитать из новинок, я ей советую, а она выносит свое суждение. Недавно она спросила меня, что почитать, чтобы отвлечься и получить удовольствие. Я ей посоветовала несколько, Татьяна была в восторге от двух. Напишу про книжки для души, которые Татьяна одобрила.
Челси Саммерс «Определенно голодна». Колумнистка Саммерс обычно пишет автобиографические статьи в медиа. Но тут у нее случился болезненный разрыв и она написала роман, в котором сошлись два незабываемых мира: Нью-Йорк Кэрри Брэдшоу и эстетизм Ганнибала Лектора. История такая: влиятельная кулинарная обозревательница сидит в тюрьме и пишет исповедь о том, как убивала любовников и съедала их органы. Роман смешной, остроумный, сделан мастерски — рассказчица использует метафоры еды и поглощения буквально относительно всего, что описывает. Еще одним из достоинств этой книги является отражение смены эпох: 80-е и 90-е в которых аналоговые медиа правили балом сменяются нулевыми, где экспертность становится доступна каждому, кто имеет выход в интернет. Примам былой эпохи приходится приспосабливаться. Мне не хочется спойлерить, о чем эта книга на самом деле. Поэтому, пожалуйста, прочтите ее.
Светлана Павлова «Голод». История такая: молодая девушка, добившаяся успеха в рекламе, страдает булимией. Павлова не боится эксперимента и по-своему меняет формат городского романа про успешных женщин. В роман она включила подлинную переписку с любимой бабушкой и дневник об опыте РПП. К тому же Павлова пишет о расстройстве без прикрас. Я, когда-то столкнувшаяся с РПП, знаю по себе, что такое заедать килограмм клубничного зефира банкой соленых огурцов; голодать, а потом срываться на полукилограммовый кусок свинины; завидовать худышкам; ненавидеть себя и свое одутловатое лицо; пить слабительное; молиться о похудении. Моя подруга Татьяна охарактеризовала «Голод» как настоящий роман поколения: «про тупую бессмысленную московскую жизнь, ненавистную работу, одиночество и загоны».
Ольга Токарчук «Веди свой плуг по костям мертвецов»
— Вот если бы мне захотелось написать воспоминания, то как за это лучше взяться? — я говорила довольно смущенно. — Надо сесть за стол и заставить себя писать. Дальше само пойдет. Нельзя себя останавливать. Надо записывать все, что приходит в голову.
Странный совет. Я бы не хотела писать «все». Только то, что кажется мне хорошим и полезным. Я думала, Пепельная скажет еще что-нибудь, но она молчала. Я ощутила разочарование.