Будьте реалистами. Требуйте невозможного! Считается, что чем дольше ребенок верит в существование Деда Мороза, тем легче ему, уже во взрослом возрасте, верить в чудеса и добро. Психологи советуют, как минимум до семи лет поддерживать эту сказку. То есть Дед Мороз как главный инициатор магического мышления мальчиков и девочек. Одно из моих самых сильных воспоминаний детства, когда мы с родителями, в канун Нового года, ехали куда-то на машине и вдруг папу остановил гаишник. Папа вышел из машины, по-деловому перетёр с ним, а когда вернулся , на максимально серьезных щах: – Представляешь, говорит он маме, только что Деда Мороза видели в наших краях, им по рации передали. Вот, интересуются, не видели ли мы куда он полетел. И мама такая: – Да ты что? Ну надо же! Вдруг и нам повезет и мы увидим как он летит! Всю обратную дорогу они всерьёз поглядывали на небо. Поэтому когда я пошла в первый класс и какая-то, созревшая до срока, шестилетка вдруг решила рассказать всему классу, что Деда Мороза не существует, я немедленно перехватила инициативу в свои руки и выдала одноклассникам: Истинно говорю вам, Он есть. Даже гаишники его видели, им в рацию передали. А как известно, сложнее богатому пройти сквозь игольное ушко, чем гаишнику получить подарок от деда мороза. Так что верьте и по вере вашей. В старших классах, верить в Дедушку становилось всё сложнее. Был один умник, который рассказал, что Дед Мороз вообще-то прототип древнего, лютого кельтского божка. И лучше бы вам не встречаться с ним в ту самую, священную ночь. Дело в том, что тот божок – большой любитель развесить кишки и ливер одинокого путника на елках по округе. Именно поэтому, по словам умника, и сформировалась традиция встречать Новый год в кругу семьи и друзей или хотя бы в толпе. К одиноким, приходит тот самый кельтский божок-весельчак. Впоследствии, продолжал отличник, смахивая перхоть с плеч, на смену кровавым украшениям придут фрукты и баранки. На том и стоит вера человечества в чудо. Я не спала две ночи. Мне было больно за Деда Мороза, за детство, за человечество, но в особенности, за чудо. Но я оправилась. Что-то внутри меня, какая-то точка, как опора, как поднявшееся, живое тесто, что сулит рождественский пирог с абрикосами и творогом, как радость перед нераспакованным подарком, как новая мишура, как теплые огонечки, как рождественские книжки, не дает мне увянуть, не дает мне махнуть рукой, не дает мне, в конце концов, сгинуть. Я всегда буду возвращаться в тот предновогодний день. Папа был жив, мама была в него влюблена, кружил скупой южный снежок, который даже до земли не долетал, а все-таки задавал атмосферу и, черт побери, пахло мандаринами. И я почти видела, да, я не могла тогда ошибиться, я видела мельком. Какое-то мгновение, а всё-таки это было! Было! В небе, промелькнул его красный сюртук! Ну не могли же мы с гаишниками ошибиться!