​Несмотря на то, что симпатии (равно как и антипатии) Эрнсту Юнгеру выражают представители самых разных политических течений, в его творчестве не так часто встречаются описания предпочитаемых им политических проектов и социальных альтернатив. После раннего «Рабочего», в котором он с оптимизмом предрекает зарождение глобального государства, пышущего жаром тотальной мобилизации, массового энтузиазма и технофилии, взгляды немецкого мыслителя меняются весьма основательно. Главным катализатором становится, конечно, Вторая мировая война. Именно во время неё Юнгер создаёт свой, пожалуй, самый развёрнутый политический проект — эссе «Мир», в котором описывает возможное устройство послевоенной Европы. В качестве альтернативы сборищу рвущих друг друга на части национальных государств он предлагает объединение всех европейских наций под общей крышей — и хотя за это его иногда называют чуть ли не провозвестником Европейского Союза, то, что представлял Юнгер, конечно, несколько отличается от современного пространства экономической и бюрократической унификации. Юнгер предлагает двухэтажную систему: «единообразность организации во всём, что касается технических вопросов, промышленности, торговли, связи... а также обороны» — с одной стороны и культурно-историческое многообразие языков, народов, традиций и верований («не бывает слишком много цветов на палитре») — с другой. Тут мы ещё слышим отзвуки единого унифицированного мира Рабочего, но уже едва заметно начинают проклёвываться характерные для более позднего творчества мотивы противостояния технократической цивилизации (Корабль) и внутреннего пространства свободы (Лес): «необходимо, чтобы в жизни человека, как и в конституции [единой Европы], технические знания находились на своём месте. Режимы и методы технического мышления не должны вторгаться туда, где будет цвести человеческое счастье, любовь и благополучие. Интеллектуальные, титанические силы должны быть отделены от сил человеческих и божественных и подчинены им». «Европейская конституция должна умело отличать культурный план от плана материальной цивилизации, формируя их в картину и рамку так, чтобы объединить их преимущества для человечества. Оно должно создать территориальное и политическое единство, сохраняя при этом историческое разнообразие... Государство как высший символ технических достижений вовлекает народы в свои труды, но они живут свободно под его защитой. Тогда история возьмётся за дело и придаст новое содержание старым формам. Европа может стать отчизной, но на её территории сохранится множество родин». Всё это, как минимум по форме, напоминает пассажи о европейской федерации из «Идеи Империи» Алена де Бенуа, где общий «духовный принцип» (о нём у Юнгера — ниже) объединяет сохраняющие свою многообразную идентичность народы Европы в общее пространство империи (об “imperium” говорит и Юнгер). С той разницей, что для де Бенуа, национальное государство — красная тряпка, для Юнгера же старые нации могут органично вписаться в полотно единой Европы, при этом не стирая этнических идентичностей. При этом, конечно, надо отметить, что Юнгер писал своё эссе в совсем другом мире, не затронутом глобализацией рынков, массовой миграцией и размыванием культурных границ.