Сначала я прочитала, что «Эмилия Перес» искажает тему транс-перехода. Потом прочитала, что неправильно показывает жизнь трансгендера. Потом – что режиссер, не говорящий по-испански, без единого мексиканского актера в касте, вообще не мог снимать фильм о Мексике. Затем – что это насмешка над темой пропажи людей в Мексике. Ну всё, подумала я, раз фильм стольким умудрился не угодить, надо смотреть. В том, чтобы не угождать обществу, до сих пор есть что-то прекрасное, вызывающее и привлекательное. Что есть в ленте? Наркобароны, трансвеститы, драма в зале суда, персонажи, возвращающиеся из мертвых, похищение на уровне Бонни и Клайда, семейная драма, история о расширении прав и возможностей женщин, исследование семейной динамики, насилие и искупление. А, еще это музыкально-поэтическая пьеса с сильным оперным подтекстом. И песнями про вагинопластику и коррупцию. И танцами. Да, и танцами. «Эмилия Перес» – мюзикл от французского режиссера Жака Одиара. Условности киномюзикла на первый взгляд могут показаться несоответствующими типичной режиссуре Одиара. Режиссер известен своими интимными, медленно разворачивающимися портретами тех, кто обычно находится как бы вне поля зрения общества. Например, фильм «Пророк», как раз получивший в 2009 году Гран-при Канн и несколько премий «Сезар», рассказывает о молодом заключенном, который в тюрьме сталкивается с соперничающими группировками. В центре ленты «Ржавчина и кость» — разорившийся отец-одиночка и начинающий боксер, который влюбляется в дрессировщицу косаток с ампутированными конечностями. Эти и другие фильмы Одиара демонстрируют мир тихой интимности, где хрупкие мечты и амбиции держатся в секрете, и уж точно не объявляются миру с помощью громких песен и танцев (с подтанцовками из уборщиц, медицинского персонала и министров). И все же «Эмилия Перес» прекрасно вписывается в фильмографию Одиара. Для фильма выбраны языки, которые режиссеру не знакомы, в основном испанский и английский. Одиар любит этот прием: в «Париж, 13-й округ» использовались французский и кантонский; в «Пророке» — французский, арабский и корсиканский; персонажи «Дипана» говорили на тамильском, французском и английском. «Незнание языка придает мне ощущение отстраненности», — говорил Одиар. В «Эмилии Перес» отстраненность очень заметна. Фильм не зацикливается на деталях и не стремится к четкости. Он абстрактен. И поэтому остается бесчувственен к обвинениям. «Эмилия Перес» — апологет кросс-жанровости. Фильм разгоняется от криминала до комедии примерно за минуту, перемежается танцевальными и вокальными номерами, скатывается в слезливую мелодраму и восходит в конце к национальному эпосу. Именно эта жанровая разрозненность позволяет ему, касаясь сложных и даже невыносимых тем, оставаться веселым. Да, несмотря на смену пола и пропажи людей, «Эмилия Перес» все же в первую очередь создана, чтобы веселить. Она выводит многие табуированные темы из перечня драматических переживаний и откровенно хохочет над ними. И в этом хохоте есть что-то по-настоящему воодушевляющее. Это определенно самый гротескный, язвительный, абсурдный и свежий фильм последнего времени. И тот факт, что Одиар с упорством, вызывающим раздражение, отказывается признавать, что его главная героиня — злодейка и изо всех сил продолжает очеловечивать и жалеть ее, конечно, диктует финал. Он мог бы быть иным, если бы режиссер позволил сценарию жизни взять верх над своей сентиментальной веселостью. Но он не позволил, — и поэтому смерть стала единственным решением. Но мы не можем ему этого не простить. Мюзикл обязан быть сказочным, иначе он скатывается в неуместность. В той подборке из Канн, что я успела посмотреть, мне особенно нравится, что никто из режиссеров больше не идет на компромисс с собственным желанием и не уступает художественной правде ни одной минуты экранного времени, подчиняя себе искусство до самого конца. В этом есть что-то от истинного бунта.