Однажды у Йоргоса Лантимоса спросили, желает ли он стать рабом, и Лантимос в ответ снял «Виды доброты». После довольно проходной «Аноры» и приемлемо симпатичной «Субстанции» «Kinds of Kindness» – это облегчение, которое неизбежно чувствуешь, когда после долгой дороги в никуда вдруг видишь мотель и понимаешь, что искусство не кончилось, вообще ничего не кончилось. Есть высшая лига кинематографа и есть режиссеры, которые, даже если они и ошибаются, то мы просто смиренно ждем, когда перестанут. Язык Лантимоса – холодный, надменный, резкий. «Виды доброты» продолжают не линию «Фаворитки» и «Бедных-несчастных», а возвращают нам режиссера, которого я люблю и по которому, признаться честно, скучала, автора «Dogtooth», «Alps», «The Killing of a Sacred Deer» и «The Lobster». «Виды доброты» – триптих, киноальманах из трех историй, объединенных общим актерским составом (и как же я рада Джо Алвину) и темой подчинения и власти. В первой истории босс контролирует жизнь мужчины – от выбора еды на обед до решения о детях в выбранном же браке с выбранной женой. Во второй муж не признает в вернувшейся женщине свою жену и велит ей приготовить свой палец на ужин. В третьей сектанты ищут женщину, способную воскрешать, и пьют воду для очищения. Во всех историях в какой-то момент происходит сбой — выход из подчинения. И затем герои делают всё, чтобы вернуться в пространство, где лишены свободной воли. Истории связаны и названиями – I. The Death Of RMF, II. RMF is Flying, III. RMF Eats A Sandwich. RMF, которого играет Йоргос Стефанакос, появляется во всех трех историях, и действительно делает то, что ему предсказывают названия. Очевидно, шутки ради, вокруг него то и дело мелькают персонажи, чьи имена и фамилии тоже начинаются на «Р» и «Ф». Музыка, написанная Джерскином Фендриксом, восхитительна: она сочетает диссонирующее фортепиано с уморительными хоровыми интермедиями. Ничего лучше поверх статичных, душных и манерных визуальных длиннот и представить себе нельзя. У всех трех историй идеальный темпоритм, идеальная цветовая гамма. Все три объединены, кроме власти, также снами. Герои то и дело пересказывают сны, позволяя хаосу немного подсказывать им манеру обращения с порядком. Есть искушение разобрать «Виды доброты» по кирпичикам, разложить их перед собой и попробовать прочитать все, используя, разумеется, дешифровщик античных трагедий и общечеловеческих слабостей. Но это, надеюсь, невозможно. Центральный тезис в конечном итоге оказывается удручающе неуловим. Всё скроено слишком сложно. Мы, несмотря на иллюзию свободы воли, все же подчиняемся в мире строгим правилам: что будем носить, что будем делать, что будем есть, кем будем — всё это определено за нас заранее самой конструкцией общества. Выпадение из этой упорядоченности пугает нас, а персонажей Лантимоса пугает в 10 раз сильнее. Они пытаются выплыть из хаоса с помощью снов или подчинения всему подряд, но в конце концов не справляются и с этим. И когда предсказанный пророк, способный исцелять умерших, погибает в глупой автомобильной аварии, в этом не получается не видеть эсхатологический символ. Вот она, воля хаоса. И воля режиссера, который тоже, конечно, исследует тему власти, принуждая нас смотреть всё, что он снимает. Лантимос снял историю о разрушении цивилизации, о нашем потаённом желании стать рабами. Впрочем, он никогда ни о чем другом и не снимал, по-моему. И спасибо за это. Кстати, мораль Лантимос милосердно подсказал в самом начале. Фильм начинается звуками хита Eurythmics «Sweet Dreams (Are Made of This)» поверх начальных титров: Some of them want to use you. Some of them want to get used by you. Some of them want to abuse you. Some of them want to be abused. Well, who am I to disagree?