меняются квартиры, этажи, идет бессмысленная жизнь, идут очередные сутки в пустоте, разменивая тех на этих — все не те. и скверно от того, кем был, кем стал, и скольких не любил, и сколькими любим не стал, и скольких скрыла пелена. то плачу, то смеюсь над тем, что бесконечно в темноте звучит из окон мне чужих домов далекий вечный грустный зов. и я иду, иду на горизонт, но жизнь, как оказалось, колесо или скорее — лемниската, соединение рассвета и заката. и скверно от того, что не был всегда правдив с тобою, небо, всегда печален был, увы, стремясь к созвучью синевы. я знал, я — градиент рассвета, осточертевший дождь холодным летом, я стыд, я страх, неотвратимость, я божья кара, божья милость. я — все на свете вещи. но вообще я понимаю, что на свете нет вещей. кому я мог принадлежать — склоненье дательного падежа? я очень рад, что я не вечен. а жизнь — не радость, а увечье которое наносит сам себе усталый боженька во сне. бессмысленный и вечный спор рисует на окне смешной узор из инея под ребрами, из слез, из выделяющих любовь желез. я — на картинке лишний цвет, закрашенный, как будто нет и не было меня в помине. я ночь. я отблеск от костра. я иней. your soul . Андрей Костромской