Вы когда-нибудь задумывались, почему после путча в РСФСР не произошли политические реформы? Августовский путч 1991 года играет центральную роль в учредительной мифологии Новой России именно как последняя попытка КПСС сохранить СССР и свою власть, обернувшаяся их окончательным крушением. Обычно это и считается главным и единственным итогом путча. Однако есть также и ещё одно не менее важное последствие. Ельцин как триумфатор мог взять курс на новую конституцию, его команда могла предложить новые политические институты взамен отмиравших советских. Но они этого не сделали, почему? Понятно, что Ельцину не нужен был Союз, поэтому он выступил максимально пассивно на финальном этапе его самороспуска. Но и для РСФСР/РФ у Ельцина тоже не было никакого плана политических преобразований. Зато была тактика консолидации президентской власти. Осенью 1991 года, находясь на пике своей легитимности, Ельцин вложил все силы в убеждение Съезда народных депутатов дать ему чрезвычайные полномочия для проведения экономических реформ. И он их получил. Параллельно где-то там работала Конституционная комиссия, в отношении которой он был полностью равнодушен. Ельцин и Гайдар, потом много раз объясняли: они решали первоочередную задачу экономического выживания страны — людям нужно было дать хлеб, а не конституцию. Это сильный аргумент, особенно для тех, кто помнит пустые полки и очереди за капустой. Но тут есть одна проблемка: у нас нет никаких свидетельств того, что у Ельцина был хоть какой-то проект демократического устройста новой России, реализовать который ему якобы мешали другие насущные задачи транзита. Хуже того, отсутствие такого проекта не волновало почти никого в либерально-демократической общественности. Гайдар просто закрыл эту дыру формулой про создание класса собственников, который потом когда-нибудь придумает хорошие буржуазные институты, как на Западе. Либеральная интеллигенция считала Ельцина своим тараном против КПСС и искренне верила, что если он отобьётся от рук, то они его «просто сбросят» (слова Гавриила Попова в интервью Шахназарову в 1993 году). После путча фактически закончился перестроечный расцвет публичной политики. Больше не было массовых митингов влиявших на повестку, а активисты Дем.России, которые ещё вчера были главными соратниками Ельцина, перестали иметь для него значение — теперь его интересовали советские генералы и аппаратчики, необходимые для консолидации власти. В этой истории я вижу два важных урока. Во-первых, нужно осознать, что никакого проекта демократической России не было. Была ожесточённая политическая борьба на советских руинах, победители которой были прагматичными тактиками, ловко вытеснявшими любые стратегические вопросы ради захвата и удержания власти. Последующая конституция и весь дизайн политической системы со всеми мутациями вплоть до сегодняшнего дня являются продуктом этих тактических ходов. Президентская диктатура рождалась в 1993-м, 1996-м и 2000-х, но зачата она была в момент отказа от политических преобразований после путча. Во-вторых, в предстоящих политических транформациях у нас непременно снова появятся экс-оппозиционные политики, которые захотят сохранить существующую политическую систему с минимальными косметическими модификациями. Они обязательно будут обосновывать это необходимостью решать «насущные задачи экономики». В этот момент мы должны будем чётко стоять на том, что выборы нового президента и даже парламента — это ещё не демократические реформы, это вообще не реформы. При этом контуры новой политической системы будущей России будут формироваться именно в самой этой борьбе (в том числе электоральной) с ними. Как когда-то сформировались существующие институты в борьбе реформаторов с КПСС.