Это Борис Джонсон (тот самый) читает наизусть Гомера в оригинале. Как Шлиман. Известно, что у него блестящее образование. Судя по всему, он великолепно знает античность, ее эстетику, принципы, гуманистические идеалы. Он знает, что воспитателем Александра Македонского был Аристотель. Последний учил Александра философии, медицине и любви к греческой литературе. Именно поэтому походы Македонского нужно изучать в курсе истории искусств, а не истории войн. Казалось бы, как сильно это должно сформировать человека… Вспомним эпоху русского классицизма или Серебряный век - достаточно вспомнить Мандельштама с его «Флейты греческой тэта и йота…» чтобы понять, как точно и глубоко античность может проникать в душу и менять ее. … Но Джонсон сегодня – один из самых вульгарных, грязных и циничных провокаторов жестоких братоубийственных войн без правил. С его благословения, по его указке гибнут дети, старики и женщины России. Я знаю, что античная Греция делила весь мир на мир своих и чужих, людей достойных и варваров. Со своими беседовали на агорах языком философии и искусства, к варварам применяли насилие. Но все таки сегодняшняя Британия, судя по миграционной политике, недавнему премьеру, состоянию искусства и литературы это не совсем античная Греция. Мягко говоря. И поэтому Гомер для Джонсона стал просто средством развлечь нетребовательную публику. В жизни Шлимана был похожий эпизод. В юности он работал в лавке, продавал свечи, водку, бакалею. И вдруг… «В этот вечер в лавку ввалился пьяный мельничный подмастерье Герман Нидерхеффер, деревенский шут и забияка. Он потребовал водки. Но с Нидерхеффера деньги брали вперед. Однако пьяный уселся на бочку, обвел мутным взглядом лавку и вдруг стал декламировать. Он читал «Одиссею». Читал наизусть, с дикой страстью, с завыванием, со слезами. Он читал «Одиссею» по-древнегречески... Нидерхеффер был сыном пастора из Ребеля и в детстве учился в гимназии. Его выгнали из шестого класса за «плохое поведение». Парень с горя запил. Отец отдал его в подмастерья к мельнику. С тех пор за Германом Нидерхеффером укрепилась слава беспутного, пропащего человека. Но тяжелая работа и пьянство не смогли выбить у него из головы затверженные в детстве бессмертные гекзаметры. Генрих с каким-то страхом слушал декламацию Нидерхеффера. Не понимая ни слова, юноша ловил каждый звук. В этих стихах для Генриха воплотилась сама наука. Пьяный мельничный подмастерье был для него образцом учености. Когда тот кончил, Генрих попросил его повторить. Мельник потребовал водки. Генрих собрал всю свою мелочь, бросил монеты в кассу и налил стакан. Три раза Нидерхеффер повторял этот отрывок из «Одиссеи» - в нем было не меньше ста стихов. Три раза Генрих платил за водку. Он заплатил бы и в четвертый раз, но у него не осталось больше ни гроша. В этот вечер Генрих Шлиман почувствовал, что дальше так продолжаться не может, что он не хочет погибать в Фюрстенберге». Шлиман бежал из лавки и через несколько лет стал тем, кем он стал. В какой то степени благодаря и этому пьянице, для которого Гомер был способом заработать на водку. Так что остается надеяться, что и декламации Джонсона вдруг пробудят в ком-то спящую душу. Самому Джонсону это уже не поможет.