О вторичности автора по сравнению с произведением на примере античного искусства В традиционном обществе не вызывало сомнения, что произведение главнее автора. Человеку не приходило в голову полагать, что он является единоличным творцом чего бы то ни было: поэмы, скульптуры. Главенство Принципа, Бога в этом процессе было очевидно, как и то, что человек выполняет роль проводника, проявляет, выражает Принцип, действующий через него. Постепенное выдвижение на первый план авторской индивидуальности, возвышение поэтов и художников до кумиров стало следствием секуляризации, десакрализации, нараставших в эпоху премодерна и достигших своего расцвета в модерне. В наше время эта тенденция выродилась в дегенеративный институт «звёзд» и инфлюенсеров. Можно конечно поспорить, сказать, ну как же вы отказываете автору в праве иметь хоть какое-то значение? Говорите, что обратный подход есть деградация. Нет, мы не отказываем автору в праве иметь значение. Мы утверждаем лишь корректную иерархию: человек всегда должен отдавать себе отчёт в том, что талант дан ему Богом для того, чтобы этот талант он не зарывал в землю, чтобы с его помощью способствовал раскрытию Принципа, отображал жизнь как она есть – в её полном реализме, то есть протекающей в фундаментальном соответствии с Божественными законами. Для выполнения этой функции автор, получивший талант извне, сам овладевает своим искусством, различными приёмами, совершенствуется. Но как только он сместит акцент внутреннего чувства на себя, на свои якобы исключительные заслуги, на славу и почёт, он испишется. Вообще такое явление, как «исписался», является фундаментальным доказательством того, о чём мы тут говорим – о главенстве Принципа. Потому что куда в противном случае пропадает то самое мастерство? Куда исчезает способность создавать шедевры? Ведь человек тот же, да ещё и жизненный опыт больше. Ответ прост: Принцип оставил его. С этого момента человек создаст лишь симулякры, а лучше бы ему прекратить творческие потуги. Единственный шанс вернуть способность к творчеству – поработать над собой и вернуть ощущение первичности Творца при создании искусства, отрешиться от тщеславия, побороть гордыню «звезды».    Великолепно позволяет оттенить второстепенность авторства по сравнению с произведением пример античного искусства – в силу его древности. Итак, мы не имеем никакой возможности достоверно установить авторство некоторых античных творений. Например, Фридрих Август Вольф в 1795 году написал работу «Пролегомены к Гомеру», в которой убедительно показывал, что «Илиада» и «Одиссея» являются произведением многих рапсодов, а не принадлежат одному человеку. В свою очередь, Генрих Иоганн Фосс пытался «вернуть» авторство Гомеру. И вот на этом примере, когда автор жил невероятно давно, мы понимаем, насколько мало значения имеет тот факт, кто он именно такой. Разве от этого «Илиада» и «Одиссея» что-то теряют? Напротив, с учётом того, что по утверждению Геродота Гомер сформулировал всю греческую мифологию, коллективное авторство даже добавляет аутентичности: ведь в этом случае нельзя утверждать, что пантеон греческих богов выдумал один какой-то гражданин с буйной фантазией, этот пантеон становится плодом реальной работы сознания греков, содержащего совершенно реальные для них вещи и принципы. Схожий пример можно привести с фрагментом описания состояния блаженства во время элевсинских мистерий, которое приписывается то константинопольскому ритору Фемистию, то Плутарху в качестве отрывка из работы «О душе»: какое реальное значение имеет, описано это Фемистием или Плутархом, с точки зрения художественной силы, самого произведения как такового? Таким образом, на примере произведений древнего искусства мы прекрасно схватываем то, насколько второстепенна личность автора по сравнению с тканью произведения. И насколько убог наш интерес к так называемой жизни «звёзд», «сложному внутреннему миру» автора и тому подобной шелухе. Мы не имеем ни малейшего понятия о внутреннем мире и личной жизни Гомера или тех, кто стоит за его именем, и тем не менее мы больше двух тысяч лет читаем «Илиаду» и «Одиссею».