В 2017-м всё было как-то проще. Чтобы стать крутым, достаточно было носить футболку с надписью Thrasher, крутить спиннер и помнить наизусть раунд Оксимирона.
И истории тоже были как-то проще...
Сема заходит в 310, изображая самый непринуждённый и непредвещающий вид. Самая опасная для Сан свет Сергеича комбинация.
Ну контрольная и контрольная, ну и что, что она по параметрам, на которых даже отличники буксуют, ну с кем не бывает. Сейчас напишут, незаконные тройки получат и все, честное слово, всё. Никаких подстав
— План рабочий, — согласно кивает Федя. Что-что, а импровизировать они всегда умели. Да и вау-эффект в виде железной пасти, которой можно при случае сделать клац, лучше оставить на сладенькое.
— А мы его дожмем. — коварно усмехается Сема, запихивая насквозь промокшую форму в мешок, а мешок — на дно рюкзака. — Век нас помнить будет... Предлагаю так: сначала захожу я, потом ты, а дальше — по ситуации
— Да уж... После СанСеича уже ничего, в принципе, не страшно, даже брекеты, — соглашается Федя, бредя за компанию к раздевалке.
Перед смертью не надышишься, но Феде перед смертью хочется паясничать, и он всю дорогу, пока Сёма переодевается, отвернувшись ото всех к стене, болтает без умолку, предлагая всё новые и новые гипотетические варианты, как бы им свалить с алгебры, но на этот раз не через забор, а то забор уже пропалили.
— Их было бы намного... больше. — Сема почти виснет на Фединой руке, чтобы вытянуть его на ноги. — Пошли страдать... Может, после алгебры мы будем в такой кондиции, что даже брекеты не остановят
— И не говори... — театрально вздыхает Федя и тянет Сёме руку, чтобы тот помог встать и ему. — Вот правильно этот сказал, что всё горе, оно от ума, а если б люди поменьше думали...
— Какие дебильные причины порой стоят на пути у высокого желания засосаться... — Сема закатывает глаза, но потом всё-таки заставляет себя сесть и даже встать.
Сема жмурится и переворачивается на спину... Шевелиться больше не хочется вообще.
— У Ирины Леонидовны, Федь, все сосутся от безысходности и неизбежности. И потом помирают. — напоминает Сема. — Рус-мать-его-лит. В целом, я в достаточной безысходности, а алгебра достаточная неизбежность.
Лупит Федя от всей души и даже издаёт боевой клич, тут же получая от физрука взгляд, в которым даже без очков отчётливо читается «ну ты и дятел, Немцев». Но ощущение триумфа компенсирует это полностью.
Настроение поднимается. Даже уходить как-то не хочется. Дальше у них по расписанию алгебра. На алгебре точно никакого триумфа не предвидится, поэтому Федя невозмутимо пристраивается к кучке проигравших и начинает отжиматься рядом с Сёмой, не пытаясь загадывать, сколько раз сможет отжаться «не по-девчачьи».