Ночной дожор. Стоим мы, значит, на кухне: недовольный резким пробуждением хмурящийся Ильич, профессиональный повар с корочкой (не хлебной, а официальной) Илья и я, спешно поджирающая свежеприготовленные домашние нагетсы. На плите, кроме игриво шкворчащих кусочков курицы, еще дожариваются остатки курицы в яйцах, потому что, резать 2 кг мяса на маленькие кусочки, делать панировку, а потом этих коротышей еще и жарить — дело хоть и благодарное (я пела дифирамбы под громкий хруст сквозь свое же чавкание), но муторное и долгое. — Мать в детях! — гордо заключает Илья, обращая моё внимание на эту импровизированную яичницу. Я хихикаю его находчивости, а он продолжает: — Ты же так говорила! — Я? Не помню такого, но могла, конечно — В начале наших отношений. Так же жарили яичницу как-то. Я сначала решил, что ты ерунду какую-то несешь. А потом задумался. И вот так уже фиг пойми сколько лет: сначала думает, что я глупиздень, а потом присматривается, прислушивается, и вроде ничего, можно и поверить на слово