Люблю говорить, что мое понимание журналистики отчасти сформировал текст журнала «Афиша» под заголовком Где в Москве съесть собаку. Вчера мой мир еще обогатился: оказывается, самое вкусное мясо у собаки, которую загнали до смерти. Об этом написано в книжке Вегетарианка от сегодняшней нобелевской лауреатки Хан Ган. Там, короче, домашний пёс укусил девочку, папа привязал его к своему мотоциклу и гонял, пока тот не издох, суп был очень вкусный. Вегетарианка словно писалась не то чтоб для Нобелевского комитета, но на экспорт. Герои точно такие, каких и ждешь от корейцев: хтонические деревенские отцы, варящие детям суп из собак, их хорошие дети, превратившиеся в подобострастных офисных трудоголиков, современные видеоарт-художники, капиталисты и сумасшедшие. Главные популяризаторы южнокорейской культуры сегодня — американцы, и чувствуется, что для них кореец — идеальный Другой. Странный, конечно, но не настолько странный, как китаец или японец или еще какой узкоглазый (тот персонаж книги, который отец-собакоубийца, до этого убивал на американской стороне вьетконговцев). Корейские особенности для Голливуда традиционно объясняются сумасшествием. Вспомним, и Олдбой рехнулся, и у Паразитов не все в порядке с головой, в Игре в кальмара — понятно, а уж Вегетарианка в книге безоговорочный шизофреник. Эта самая безумная героиня очень хочет стать не-собой (хочет стать деревом), и остальные персонажи волей-неволей в результате каких-нибудь иногда со стороны не заметных, но катастрофических процессов перестают собой быть. И не сказать, что для них это абсолютная трагедия. Такая пассивная трансформация героя, как я заметил, вообще характерна для современной азиатской литературы. Наверное, потому что для их философии вообще не принята концентрация на собственном Я как неизменной точке или модели, или сумме качеств. Сегодня ты девушка, завтра — дерево, послезавтра — деревянный конь. Так что американские господа, вероятно, обманываются в своем понимании корейцев. Те их еще съедят, как пролетариат в Пусане.